Югославия в XX веке. Очерки политической истории - [140]
Склонность к соглашательству с хорватскими республиканцами и, в целом, с пречанами росла у радикалов по мере того, как политическая практика ставила препятствия реализации официально декларируемой централистско-унитаристской идеологии. В этом плане знаменательными были результаты избирательной кампании марта 1923 г., продемонстрировавшей низкую популярность радикалов в несербских областях. Обратимся еще раз к работе Д. Станковича: «Даже самые большие пессимисты в руководстве Радикальной партии не могли предугадать подобный исход выборов 1923 г., а тем более победу Радича, означавшую оформление антицентрализма»>80. Разочарование полученными результатами уменьшило готовность радикалов последовательно идти по пути государственного единства. По воспоминаниям М. Стоядиновича, «этот опыт (выборы 1923 г. – А.С.) так повлиял на руководство партии, что в дальнейшем оно решило всю активность посвятить только сербскому электорату, предоставив словенцев словенским партиям, а хорватов хорватским»>81.
Если проведение национально-унитаристской «видовданской политики» не сулило радикалам очевидных выгод, то перспектива сотрудничества с Радичем и до, и после 1923 г. имела большое значение для достижения превосходства над конкурентами на внутрисербской арене. Другими словами, к услугам Радича прибегала не только ДП. Мотивацию НРП в этом направлении исчерпывающе описывает обвинение, адресованное самими радикалами лидеру сербиянских демократов: «На самом деле господин Давидович не стремился к решению хорватской проблемы. Он хотел сербско-хорватский спор использовать для удовлетворения партийных интересов, для усиления Демократической партии»>82. Заигрывая с Радичем, с которым они «вот-вот договорятся обо всем», радикалы точно так же оказывали давление на своих партнеров по правительственной коалиции.
После распада коалиции НРП и ДП стремлением радикалов получить преимущество над демократами объяснялось и настоятельное пожелание хорватским республиканцам ни в коем случае не принимать участия в работе белградской скупщины. Они могли бы помешать НРП сформировать правительственное большинство. Расплачиваться приходилось приостановлением реализации конституции[113]. В частности, тормозилось исполнение пресловутого Распоряжения о разделении страны. Выборы в областные органы самоуправления «задержались» до 1927 г., хотя должны были состояться в 1922 г. В Хорватии переходный период длился вплоть до 1925 г.>83 В течение этого времени в мятежном регионе, которого передел должен был бы коснуться в первую очередь, сохранялась старая административная система во главе с наместником, и откладывалось применение многих государственных законов.
Таким образом, первая половина 1920-х годов была отмечена вовсе не принятием мер в духе «унитаризации», а переговорами с сепаратистами на предмет приостановления громогласно продекларированного «осуществления конституции». Причиной тому – «родовые черты» белградских политиков. Характер их взаимоотношений с пречанами определялся обыкновением использовать любую государственную проблему в качестве инструмента для достижения сиюминутных узкопартийных целей. Перманентно острый хорватский вопрос предоставлял в этом отношении богатые возможности. Сепаратистские наклонности хорватов были весомым аргументом в междоусобной борьбе фракций «централистско-унитаристского фронта радикалов, демократов, двора и генералитета». В этом плане отличие давидовичевцев от НРП состояло в том, что если первые полностью утратили идейную ориентацию, погрязнув в квазидемократическом пустословии, то вторые пытались совместить политику усиления государства с мелкой розничной продажей государственных интересов. В результате, решение тактических задач попросту заслонило общие генеральные цели, красноречиво описанные идеологами-унитаристами.
Белград оказался неготовым к воплощению интеграционной югославистской идеи. Воплощением «племенного мировоззрения» сербской политической элиты можно считать принятый в 1923 г. избирательный закон, согласно которому львиную долю мандатов получали не те партии, чьи избиратели жили по всей стране, а те, электорат которых располагался компактными массами в отдельных избирательных округах. В результате в парламент проходили, помимо триумфаторов (ХРКП, НРП и СНП), черногорские федералисты, немцы и т. д. Без мандатов оставались партии, лишенные племенной окраски, – социал-демократы, республиканцы и др. Радикалам сподручнее показалось закрепить за собой репутацию «политического представителя сербского народа» и в этом качестве поделить страну на сферы влияния с такими же «племенными партиями».
Через два года было заключено соглашение радикалов и радичевцев, по которому враг государства № 1 стал министром. Еще через два, после смерти Пашича, новый премьер-радикал Н. Узунович вместе с А. Корошецем оформили покупку лояльности СНП. 10 июля 1927 г. в результате подписания Бледского договора Словения, по словам Л. Марковича, получила «практически настоящую автономию»>84. «Как приграничной области Словении для ее наиболее благоприятного развития были гарантированы все экономические и социальные льготы», – пишет сербский историк Надежда Йованович. За это СНП обязывалась «признать государственное устройство, основанное на Видов-данской конституции»
