Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов - [69]
На четвёртый день сильный юго-западный шторм вынудил нас лечь в дрейф. Я намеревался идти под ветер, но море было настолько бурным, что Джеймс Кэрд был в опасности опрокидывания. Эта задержка была досадной, поскольку до этого мы делали по шестьдесят или семьдесят миль в день, хорошо продвигаясь с нашими ограниченными по площади парусами. Мы дрейфовали под взятым на два рифа гротом и небольшим кливером, и ждали, пока шторм не выдохнется. Днём мы увидели обломки какого-то несчастного судна, вероятно ставшего жертвой непогоды и сильных штормов к югу от мыса Горн. Погода не улучшалась, а на пятый день ураган свирепствовал так, что мы были вынуждены ещё на два рифа взять грот и поставить вместо него кливер. Мы бросили плавучий якорь, чтобы удерживать бак Джеймс Кэрд по ветру. Этот якорь представлял собой треугольный брезентовый мешок, с привязанным к его концам фалинем, который крепился на баке. Лодка была достаточно высокой, чтобы поймать ветер, и таким образом дрейфовала под ветер, а сопротивление якоря удерживало её носом к волне. Таким манером нашей лодке удалось пройти более или менее приличную часть пути. Но всё равно даже так гребни волн часто обрушивались на нас и мы набирали много воды, которую требовалось собирать и откачивать. Глядя с траверза, мы видели туннелеобразные полости, образованные гребнями огромных волн, опрокидывавшихся на бушующую поверхность океана. Они появлялись тысячи раз и должны были поглотить Джеймс Кэрд, но шлюпка каким-то образом жила. Ледяное дыхание зародившегося над Антарктикой юго-западного шторма понизило температуру воздуха почти до нуля (-17 °C). Замерзавшие брызги волн покрывали бак, борта и палубу лодки тяжёлым ледяным одеялом. Такое скопление льда значительно снижало плавучесть лодки и в этом плане добавляло хлопот, хотя давало преимущество с другой точки зрения. Вода переставала капать и течь с брезента и брызги попадали исключительно с кормовой части лодки. Мы не могли позволить льду нарастать на лодке более некоторого уровня, поэтому приходилось ползать по палубе, счищая и скалывая лёд всеми имевшимися у нас подходящими инструментами.
Когда утром на шестой день плавания рассвело, мы почувствовали, что Джеймс Кэрд потерял свою устойчивость. Он не поднимался к набегающим волнам. Масса льда, которая образовалась на нём за ночь, сделала своё дело, и он стал больше похож на бревно, нежели на лодку. Ситуация требовала немедленных действий. Первым делом мы отделили запасные вёсла, которые были закованы в лёд и примёрзли к бортам лодки, и выбросили их за борт. Мы оставили два весла для использования у берега. Следом за вёслами за борт отправились два меховых спальных мешка, они были настолько промокшими, что весили, наверное, по 40 фунтов каждый, да и к тому же намертво смёрзлись ночью. Внизу всегда были трое человек, и когда очередной вахтенный спускался вниз, то ему лучше было залезть в мокрый мешок, который только что освободил кто-то другой, чем лезть в свой замороженный спальник и оттаивать его теплом своего несчастного тела. Теперь у нас оставалось четыре мешка, три для использования по назначению и один на всякий случай, если кто-либо надолго выйдет из строя. Быстрое уменьшение веса принесло лодке некоторое облегчение, а энергичное откалывание и срубание льда облегчило её ещё больше. Мы должны были быть очень осторожны, чтобы не повредить ледорубом или ножом замёрзший брезент палубы, но постепенно избавились от большей части льда. Джеймс Кэрд вновь поднялся на нескончаемых волнах, словно заново родился.
Около 11 часов утра лодка вдруг неожиданно нырнула во впадину. Фалиль отделился и плавучий якорь ушёл. Это было очень серьёзно. Джеймс Кэрд шёл под ветер и у нас не было ни единого шанса восстановить якорь и верёвку, которые были единственным средством удержать лодку баком к ветру без установки паруса. Теперь же было нужно поставить парус и держать его. Пока Джеймс Кэрд качало между сильных волн, мы долбили смёрзшуюся парусину до тех пор, пока лёд на ней не растрескался и мы не смогли её расправить. Заледеневший такелаж также работал плохо, но после его очистки ото льда наш маленький корабль пошёл по ветру и мы вздохнули более свободно. Нас сильно беспокоили обморожения, у всех были большие волдыри на пальцах и руках. У меня на всю жизнь остался шрам на левой руке от одного из этих волдырей, который сильно воспалился после того, как кожа лопнула и холод проник вглубь тканей.
Весь день мы шли сквозь шторм, терпя на пределе возможностей неудобства, причинявшие боль. Под серым угрожающим небом лодку несчётное число раз бросало в больших волнах. Мы не думали ни о чём, кроме как о насущных потребностях. Каждый всплеск моря был врагом, коварным и хитрым. Мы ели нашу скудную пищу, рассматривали обморожения и надеялись на улучшение погоды, которое мог принести день грядущий. Ночь наступила рано, и незадолго до рассвета мы с удовлетворением отметили изменение погоды к лучшему. Ветер стих, снежные шквалы стали менее частыми, море успокоилось. На рассвете седьмого дня ветра почти не было. Мы убрали риф и положили курс на Южную Джорджию. Выглянуло яркое солнце и Уорсли смог определить нашу долготу. Мы надеялись, что небо останется чистым до полудня и мы сможем определить широту. Прошло уже шесть дней без точного определения нашего положения и примерные вычисления, которые мы делали, естественно, были неточны. Тем утром лодка имела довольно странный вид. Все грелись на солнце. Мы развесили на грот мачте наши спальные мешки и раскидали по палубе носки и прочие вещи. Часть льда на
