Юдаизм. Сахарна - [13]

«Мы» — одно, и не духовно, не через исповедание, а телесно — одно. Тайна тайн «миквы» заключается в таинственном всеобщем кожном через нее прикосновении каждого еврея и еврейки ко всем, и всех — к каждому. Каждый немножко, и страшно своеобразно, причащается (сделай даже глоток!) бытия всех, всего тела целого еврейства данной местности, ибо нельзя же — целого мира, хотя нужно было бы именно целого мира! Суббота — день таинственных прикосновений, и в них входят через первое - в микве. «Тут — и дочь моя! И супруг ее — мой зять! И уже внуки — и с ними я, 70-летний, юнея около них!». Почти звуки истории Лота и, по крайней мере, истории Авраама, даже с подробностями его дружб и союзов. На протяжении нескольких месяцев, полощась в микве, я - как монета, опущенная в гальванопластическую ванну, покрывается налетом невидимо в ней растворенного золота — покрываюсь налетом, в сущности, каждого, о ком побрежжет моя мечта: и выхожу в своеобразной юдаической позолоте. — «Св. миква, — восклицают они; — о, это так дорого, что пусть лучше возьмут Сион, разрушат храм, — но не отняли бы пахучей — сестрами, братьями, сыновьями, дядями пахучей - влаги». «Если этому не удержаться, миру — не удержаться», — как формулировали мемфисские жрецы. Ибо это — возбудитель мира, без коего он — уснул бы, умер бы. В роковой день, как мать... нет, как «родимая моя матушка» поймала Цейхенштейна с Евангелием, данным ему англиканским миссионером, «она, — рассказывает он, — пришла веселая-веселая откуда-то, верно — из миквы», — так образно и пластически, конечно, из тысячи наблюдений собранное, передает он впечатление. Миква — это радость! Это — возбудитель! Вот — живая вода, которую втихомолку провез в исповедальни и католический аскет. — «О ней живем и движемся». Кто проследил человеческие мечты, и воображение, и даже, может быть, в самом деле гальванопластические токи, возбудительно золотящие, которые от меня бегут ко всем и от всех ко мне, и я ловлю в них, чтó нужно мне, или они улавливают и покоряют себе меня?..

VI

Здесь мы сделаем на минуту отступление, соблазняемые археологическим сближением, на которое не имеем точного научного права, но как-то обоняем здесь возможность хоть какой-нибудь аналогии. В классическом исследовании профессора Киевской духовной академии А. А. Олесницкого: «Ветхозаветный храм в Иерусалиме» (см. «Православный Палестинский сборник». Издание Православного Палестинского общества. Том V. СПб., 1889 г.), в части, посвященной Скинии Моисеевой, есть описание следующей ее детали: «Во дворе Скинии[5] стоял особенный сосуд для омовений, и притом в равной близости к жертвеннику всесожжений и ко входу самого святилища («между тем и другими», говорит библейский текст), чтобы священники, пред вступлением в скинию и пред прикосновением к жертвеннику, каждый раз предварительно омывали руки и ноги (ноги — потому, что на святом месте, даже во дворе, ходили без обуви). Впрочем, в библейском тексте сосуд для омовений описан менее всех других сосудов»[6]. Из двух упоминаний о нем, первое, в законодательном описании (Исход, 30, 17—21)[7], говорит только, что он был сделан из меди и состоял из двух частей: верхней или собственно водохранилища или бассейна, неуказанного объема, имевшего, как полагает предание, круглую форму, хотя его еврейское название может равно относиться и к четырехугольному сосуду, и из нижней части, называвшейся подставкою.

Рис. 1. Две реставрации умывальника Моисеевой скинии, замененного в Соломоновом храме «Медным морем».

Рис. 2. «Медное море» Соломонова храма по реставрации Пэна («Solomon’s Temple and Capitol», 1886 г.).

Хотя подставкою здесь могла служить простая медная плита, или ножка, но иудейское предание дает ей особый вид, предполагая в ней не второстепенную часть сосуда, какою могла быть простая подставка, но часть столь же важную, как и верхний бассейн. Если верхняя часть была водохранилищем, то нижняя была именно тем умывальником, в котором совершались требуемые законом омовения, и, подобно подставам Соломона, должна быть представляема в четырехугольной форме. Сообщение между верхним водохранилищем и нижнею частью, по иудейскому преданию, совершалось при помощи особенных кранов, двух или даже четырех, так что одновременно им могли пользоваться несколько лиц. Основанием такого предания послужило, собственно, то соображение, что омыться одною и тою же водою можно только раз и что, следовательно, омывать руки или ноги в самом бассейне было невозможно, и гораздо удобнее было пользоваться струею воды из крана.

«Из некоторых мест, напр., Числ, 5, 17, видно, что для омовений воду черпали из верхнего бассейна глиняными сосудами. Неосновательно также в разных новейших археологиях восстановляют тип Моисеева умывальника на основании аналогичных сосудов, открытых в Ниневии. При совершенном отсутствии данных, ни в одном из открытых ниневийских умывальников нельзя видеть сходства с умывальником Моисея».

«Второе упоминание в книге Исход, 38, 8 [«И сделал он таз из меди, и подножие к нему, из меди же, из зеркал рожениц,