Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - [85]

— Монстры на свободе!

Сижу, слушаю фейерверки и лай собак и пытаюсь переварить все съеденное и выпитое. Чувствую себя отвратительно, будто только что съела целый магазин с вредной едой. Не могу не задаваться вопросом: что же произошло с моим йога-семинаром? Или это неизбежная, нормальная реакция отторжения на прошедшие семь недель пуританства?

Разговоры про духов напомнили тот вечер, когда мы изгоняли призрака из блендера. Все время вспоминаю Индру, как она тогда обнимала Лу. И историю, которую она поведала мне: о том, как ехала через всю страну, оставляя свою прошлую жизнь позади. Ведь я, в сущности, сделала то же самое. Но теперь моя жизнь снова мчится мне навстречу на всех парах. Семь дней осталось. Семь дней до отъезда.

Был ли вообще какой-то смысл в этом семинаре? Нет, безусловно, теперь у меня будет сертификат, и я смогу преподавать йогу, но, честно говоря, мне с самого начала было плевать на этот сертификат. Гораздо важнее понимать, что этот опыт действительно что-то значил, чем иметь листок бумажки, уверяющий меня в этом.

30 апреля

День тишины.

Приснилось, что одна моя знакомая хочет покончить с собой. Я выкрала пузырек с ядом, чтобы ничего у нее не вышло, но кто-то должен был умереть, поэтому взяла и выпила его сама. Без всяких мыслей — вот так взяла и опрокинула одним глотком. И тут вдруг — бац! — реинкарнировалась. Я была в другом доме, только пока не поняла еще, что у меня другое тело. Вскоре я выяснила, что Джона, моя сестра и остальные узнали о моей смерти. Сначала я запаниковала и думала даже послать Джоне письмо по электронной почте и сказать, что все у меня в порядке, но только вот пока до меня еще не доперло, кто я — призрак или новый человек. Короче, я пыталась звонить им, писать, а также пробиться к ним с помощью телепатии. И вот мне удалось телепатически связаться с сестрой, и та, конечно, обрадовалась, что я жива, но мне так и не удалось поговорить с Джоной, а так хотелось.

В этом сне я была жутко расстроена тем, что натворила. Своей ужасной ошибкой.

Тут я вдруг оказалась на лекции по литературе в колледже, а рядом сидела сестра Моряка. За дверью класса я увидела маму. Пошла за ней и очутилась в ванной нашего старого дома. Дома, где я выросла. Мама подрезала большой фикус. Я пыталась сказать ей, что я — это я, но она лишь плакала и повторяла, что, должно быть, сходит с ума. Потом я вспомнила, что совершила самоубийство. И следующий кадр: я вхожу в океан, держа в руках два целлофановых пакетика с ядом, выпиваю из каждого, а вокруг бушуют волны.

Самым важным в этом сне было найти моих любимых и объяснить им, что я поступила так вовсе не из-за них. Если бы они приняли меня в новом обличье, мы все смогли бы вернуться к нормальной жизни. Я сотни раз отрепетировала эту речь во сне, сообщая Джоне и своим родным, что все будет в точности, как раньше, не так уж я и изменилась, пусть даже выгляжу иначе. Я рассказала Джоне то, что могли знать только мы двое, чтобы он мне поверил. Я по-прежнему была его Сюзанн. И все это время меня преследовала одна мысль: боже, что я наделала?

Проснулась и посмотрела на себя голую в зеркале шкафа. Какая-то я другая. Похудела, и тело стало более рельефным, как будто меня вылепили заново. Если тело изменилось, то как же ум? Сердце? Стали ли они другими?

7 Моя любовь продолжает жить

Лишь сердце мое никогда не забудет

Отдавшую жизнь за единственный взгляд.

Анна Ахматова, «Лотова жена»

Мне всегда хотелось пережить опыт вроде тех, что описаны в духовных мемуарах. Все духовные мемуары строятся по одной схеме: герой блуждает в потемках, а потом обретает себя. Неудачи приводят к поискам души, страданиям, новым неудачам, однако к концу истории всегда что-то происходит: озарение, катарсис, околосмертельный опыт, встреча с мудрым индейцем или бездомным. Детали неважны. Главное — что в конце пути из кокона всегда вылупляется бабочка, и я хотела именно этого. Просветлиться, как святой Августин в саду, пережить чудеса и превращения. Но у меня все сложилось иначе.

Я уезжала с Бали, совершенно четко осознавая, что я не бабочка. Я не чувствовала себя ни сильно изменившейся, ни просветленной. Нет, я ощущала усталость и разочарование. Однако теперь, восемь лет спустя, понимаю, что действительно изменилась тогда. Достаточно лишь признать, что изменения возможны, — и ты уже меняешься. Разумеется, я не превратилась сразу в бабочку, упорхнувшую домой, — была простой девчонкой, но тем не менее посадила семена, которым в свое время предстояло прорасти, хотела я этого или нет.

Я сразу же заметила, что мне теперь труднее глумиться над организованной религией со своими друзьями-атеистами. Стала спокойно воспринимать те свои качества, которых раньше стыдилась: к примеру, стремление верить в некоего Бога или нечто Божественное до самой смерти, а также желание присоединиться к какой-либо церкви. (Я пока этого не сделала, так что не волнуйтесь.) И чем больше я принимала эти простые и сомнительные истины, тем проще мне было выслушивать ложь от себя самой.

Я надеялась, что, съездив на Бали, вернусь просветленной и мне больше никогда не надо будет решать никакие проблемы. Но к концу семинара жизнь не стала проще, поэтому я сделала выбор, показавшийся мне самым правильным: не оглядываться, не смотреть по сторонам, просто идти вперед по Пути, который уже обозначен. Придерживаться плана. Я сказала себе, что перееду в Нью-Йорк и мы с Джоной полюбим друг друга по-новому, как взрослые люди, а не как детишки из колледжа, затеявшие игру во взрослых. Я не стану тосковать по своим родным, так как буду знать, что мы любим друг друга и будем видеться по праздникам. В общем, поступлю так, как должна.