Йога-клуб. Жизнь ниже шеи - [45]

А теперь вот сидим и молчим на веранде — каждая пишет в своем дневнике, только я время от времени отрываюсь и смотрю, как Су раскладывает приношения в храме перед нашим домом.

Алтарь в храме похож на большой трон. Трон для Бога. Су взяла одну корзину из банановых листьев, наполненную рисом, фруктами и цветами, а остальные оставила на подносе на нижней ступени нашей веранды. Водрузив корзинку на алтарь, она зажгла благовония, потом, зажав цветок лотоса пальцами, окунула его в тарелку с водой и побрызгала на алтарь, грациозно встряхивая запястьем. Потом закрыла глаза, положила свободную руку на центр груди, как при молитве, и склонила голову. Простые и прекрасные движения, за которыми я наблюдала каждое утро с тех пор, как приехала сюда, однако сегодня они меня просто заворожили. Этот ритуал преобразил ее. Стеснительная, хихикающая девчушка на глазах стала старше. Взрослее. Одухотвореннее благодаря контакту с невидимым.

Есть что-то знакомое в этих движениях, которые Су совершает у алтаря каждый день. И глядя на нее, я испытываю знакомое и очень приятное томление.

Каково это — поверить в невидимое? Поверить в него всем сердцем?

Девочка поднимает руки. Потом соединяет ладони в молитве. Склоняет голову. Она выглядит странно, ее движения выглядят странно и вместе с тем так знакомо. Это уже не похоже на обязанность, как я поначалу думала. Это похоже на то, что когда-то хотелось делать и мне — до того, как узнала, что это можно только мальчикам.

Джессика сидит напротив под лампой, вокруг которой порхает полдюжины мотыльков. Она пишет в тетради на пружинах, периодически посматривая на меня рассеянным взглядом и улыбаясь, как мать улыбается ребенку, первый раз сходившему в детский сад. Су ушла, и небо потемнело. Нас окружает зеленый лес, внизу — мерцающая голубая вода бассейна. Утренние муравьи сменились вечерними мошками, а петухов на время подменяют трещотки гекконов.

Мир изменился до неузнаваемости. И я вместе с ним.

Я — уже не совсем я.

4 Пробуждение… и снова пробуждение

Мир так глубок, как день помыслить бы не смог. Не все дерзает говорить перед лицом дня. Но день приближается — и мы должны теперь расстаться!

О, небо надо мною, ты, стыдливое! Пылающее! О, ты, мое счастье перед восходом солнца! День приближается — и мы должны теперь расстаться! — Так говорил Заратустра.

Фридрих Ницше, «Так говорил Заратустра»[29]

Если бы вы знали, как бы мне хотелось на этом и закончить свою историю! Встать в ряды освобожденных и обессмертить свой духовный путь в его высшей точке. Но это был бы вымысел. Увы, пробуждение кундалини не стало для меня концом духовного пути, хотя некоторое время так казалось. Нет, оно стало началом пути, которому со временем предстояло стать все тяжелее. Срывам на этом пути предстояло случаться все чаще, а завесе иллюзий — быть гуще и туманней самой непроглядной и унылой сиэтлской облачной завесы.

Я, в общем-то, именно этого всегда и искала в религии: экстаза. Всю жизнь я ждала, когда же меня охватит духовный экстаз, и вот это случилось, причем буквально. Но что вызвало этот экстаз? Само понятие кундалини подразумевает, что есть некий духовный порядок в нашем мире и телах, так? Значит, поверить в опыт поднятия кундалини — практически то же самое, что и поверить в того, кто установил этот порядок. Были ли произошедшие со мной изменения чисто физическими? Были ли это всего лишь я и мои эксперименты с телом и умом с целью расширить сознание? Или мне удалось все-таки приоткрыть завесу вечности? Я не знала этого тогда. И не знаю до сих пор.

Летом 2009 года я познакомилась с одной женщиной, назовем ее духовным терапевтом. Когда мы с ней впервые увиделись, то я этого не знала и думала, что она обычный доктор. Мы встретились за коктейлями после спектакля в Мемфисе, и вскоре разговор зашел о Бали, йоге, а когда всплыл мой опыт поднятия кундалини, я постаралась не заострять особо на этом внимание. Сказала, что не уверена, что это было на самом деле. Мне очень не хотелось, чтобы она подумала, будто у меня не все дома. Вот я и предположила, что тот опыт мог быть вызван гипервентиляцией легких — всего лишь неврологическая реакция на перенасыщение кислородом. Или, сказала я, улыбаясь, чтобы она поняла, что я шучу, это был припадок, вызванной опухолью мозга, которая с тех пор, то есть уже семь лет, не давала о себе знать. Я сама рассмеялась над своей шуткой, потом, правда, испугалась: а что, если это действительно опухоль мозга и я умираю?

Иногда меня очень смущает мое поднятие кундалини. Или пробуждение кундалини. Или пробуждение кундалини шакти. Сами посудите, может ли быть что-то более странное, чем слова: «У меня пробудилась кундалини шакти»? Любой нормальный человек испугается, что за этим последует предложение сделать клизму с соком пшеничных ростков.

Проблема в том, что, сколько бы я ни напрягала свой ум в поисках объяснения этого происшествия, мне так и не удалось убедить себя, что оно не было духовным прорывом. Ведь медитировать сразу стало легче, и некоторое время у меня действительно было такое ощущение, будто я встала на путь, ведущий к реальному духовному прогрессу.