Язык звериных образов - [44]
Строго говоря, приводя эти китайские параллели, мы лишь вспоминаем точку зрения, высказанную еще в 40-х годах С. В. Киселевым по поводу характерных особенностей искусства алтайских курганов. Опираясь на находки собственно китайских вещей в курганах Алтая и на стиль местных изображений, С. В. Киселев счел определяющим для этого стиля именно китайское влияние. Но дело в том, что он датировал Пазырыкскую группу курганов более поздним, гунно-сарматским временем и синхронизировал ее с эпохой Хань китайской истории>{228} — временем, которое отличали широкие связи Китая с другими государствами и народами. Но эта дата была опровергнута С. И. Руденко, обосновавшим датировку Пазырыкской группы курганов V–IV вв. до н. э.>{229}, и эта дата с тех пор считается общепринятой. Если вспомнить и о том, что С. В. Киселев писал свою книгу, когда искусство ахеменидского Ирана было еще почти не изучено, а книги С. И. Руденко вышли в свет в обстановке пристального внимания исследователей к этому искусству, то станет понятно, почему наблюдения С. В. Киселева отошли на задний план вместе с его датировками курганов.
А если объединить эти две точки зрения, предположив, что в искусстве Алтая и некоторых областей востока евразийской степи в V–IV вв. до н. э. скрестились ахеменидское и китайское влияния? Едва ли такая гипотеза покажется неправдоподобной. Однако для ее доказательства пока не хватает материала. Прежде всего, когда речь идет о влиянии Китая эпохи Хань, все понимают, что речь идет об империи с широкими международными связями и знаменитыми торговыми путями>{230}. Этот вопрос давно изучен и не нуждается в доказательствах, поэтому любая идея о влиянии ханьского Китая не будет встречать возражений.
Что же касается предшествующего периода, то здесь мы вступаем в область сплошных предположений и туманных сведений. Мнения исследователей по этому вопросу колеблются. Одно из наиболее категоричных высказано еще О. М. Дальтоном, который в принципе отрицал возможность связей далекой восточной периферии Ахеменидского государства с доханьским Китаем при столь же безоговорочном признании широко распространившегося китайского влияния в эпоху Хань>{231}. Это мнение и в наше время почти не встречает возражений (возможно, оттого, что этот вопрос почему-то не привлекает внимания исследователей).
М. И. Ростовцев, напротив, не исключал возможности и ранних связей>{232}, но, к сожалению, не уделял специального внимания ахеменидско-китайским контактам. И так сложилось, что со времени выхода работ М. И. Ростовцева эта лакуна так и осталась незаполненной. В исследованиях экономики и торговли ахеменидского Ирана этот вопрос не затрагивается вовсе или упоминается как сложный и неясный>{233}.
О возможных связях двух государств косвенно свидетельствуют — найденные в китайских памятниках глазчатые бусы, изготовленные по ближневосточным образцам>{234}. Существует также предположение, что уже с середины II тысячелетия до н. э. в государства Передней Азии из Китая поступал шелк в обмен на лошадей, которые, по сведениям письменных источников IX в. до н. э., привозились в Ассирию из областей Иранского нагорья и Туркестана; может быть, оттуда же поступали они и в Китай>{235}. Эти скудные сведения не позволяют делать, более или менее уверенных выводов, однако отрицать самую возможность связей все-таки не следует.
Итак, мы предположили, что связи Ирана с Китаем в интересующее нас время возможны. Но что же дальше? Наверное, надо выделить признаки, присущие китайскому искусству в том материале, который мы исследуем, отделить их от признаков собственно звериного стиля и искусства ахеменидского Ирана и на этом считать свою задачу выполненной. Но сделать это очень трудно. Как ни странно, многие признаки являются общими в искусстве этих, казалось бы, столь разных и достаточно неплохо исследованных изобразительных традиций, каждая из которых уходит корнями в глубокую древность.
Достоверно китайскими чертами можно, пожалуй, считать маски типа тао-те и фигуры зверей, свернувшихся кольцом вокруг головы анфас. Что же до прочих признаков, то вспомним, как по-разному исследователи определяют происхождение вихревого орнамента. Завитки в трактовке деталей изображений животных также недостаточно специфичны для каких-либо выводов. Как ни странно, так же обстоит дело и с такими определенно иранскими образами, как грифоны ахеменидского типа. Оказывается, весьма сходные персонажи есть и на китайских вещах (см. рис. 19). Причем иногда их фигурки используются таким же образом, как и в Иране: они могут служить ручками сосудов
