Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) - [186]
Южные газеты Врангелевского [sic] толка за июль месяц, когда положение Врангеля было сравнительно хорошо и когда признание его Францией и объединение с Махно наполняли приютившую в Крыму реакцию радостными надеждами, дают тем не менее безотрадную картину бесшабашного хозяйничанья Пильцев, Кривошеиных, Глинок, Гербелей, жандармских ротмистров и помпадуров всех чинов и званий (Воля России. 1920. 14 сент. № 2).
…гитлеровская угроза заставляет кремлевских держиморд идти на уступки народу… (Рус. газета. 1937. № 1).
…льстивые выверты и фокусы вот уже семнадцать лет спасающие от расправы бренную толстовскую [имеется в виду А. Толстой. – А. З.] шкуру, обходятся писателю недешево. Поневоле научился он в совершенстве говорить и писать на рабьем эзоповском языке пьяного прощалыги [sic] Лебядкина (Возрождение. 1939. 14 июля. № 4192).
Смердяковы-сталины показались народу людьми в пустыне нашего безлюдия. Им на Россию – наплевать. Были бы они живы, их «партия» и их «идеология» (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).
Л. Г. Корнилов стал известен всей России телеграммой правительству: «требую прекращения преступного правления». Кто станет известен теперь наступлением на мировую смердяковщину? (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).
Если даже предположить самое худшее, поверить, что Сталину удастся его безумный угрюм-бурчеевский план ввести под видом совхозов и колхозов в России всеобщее крепостное право, все же русский народ не выдержит этого рабства, взорвет византийско-коммунистическое царство и поделит землю на… участки. Тогда он потребует на них «крепостей» (Руль. 1930. 2 янв. № 2767).
Гораздо реже используются имена литературных персонажей западных писателей: Робинзон (герой романа Д. Дефо «Жизнь и необыкновенные приключения Робинзона Крузо»; символ человека, попавшего в экстремальные условия, но несгибаемого, мужественного, ищущего выход из самых затруднительных ситуаций), Тартарен (герой романа А. Доде «Необычайные приключения Тартарена из Тараскона»; имя стало нарицательным, характеризуя болтунов, лжецов и хвастунов):
[Много русских] в Юж[ной] Америке, разбросанных по всем уголкам этого нового материка. Многие их этих русских Робинзонов переживают самое отчаянное положение… (Рус. газета. 1937. № 3).
Дальнейшее повествование о себе варшавского Тартарена-ренегата имеет тот же хлестаковский характер [оценка интервью Б. Савинкова, данного им в Варшаве. – А. З.]. […] Политическая сторона его интервью, выражающая чаяния не только Тартарена-ренегата, но и некоторых «патриотических» кругов, заслуживают особого суждения (Воля России. 1920. 17 сент. № 5).
Литературные антропонимы немногочисленны на страницах эмигрантской прессы, но заметна тенденция использования литературных имен в качестве прецедентных фактов из текстов Достоевского, Салтыкова-Щедрина и Гоголя, что объясняется, в первую очередь, актуальностью для эмигрантского культурно-интеллектульного обихода имен тех литературных персонажей, которые послужили предсказывающими, прогнозирующими, пророческими для социально-политических процессов в России конца XIX – начала XX в.
Выводы
1. Эмигрантская публицистика широко использует реальные имена как прецедентные факты в целях экспликации поляризации мира: с одной стороны, противопоставляются зарубежные имена исторических деятелей русским политическим, культурным персонажам, с другой – позитивно окрашенные названия (Русь, Россия) новым, советским (СССР, Советская Россия).
2. Среди нереальных имен собственных первенство держат библионимы, распадающиеся на две неравные группы: обозначений Христа, Бога и их антагонистов – Сатаны, Антихриста. Такая бинарная оппозиция неслучайна: прецедентные имена переводят дебаты о социальной борьбе между «красными» и «белыми», между эмиграцией и большевиками в плоскость религиозно-богословских апокалиптических ожиданий и предсказаний. Теонимы (как другая часть нереальных онимов) имеют преимущественно негативные коннотации; библионимы по степени прагматической насыщенности и культурной значимости значительно превосходят культурно-языковой потенциал имен языческих богов.
3. Литературные антропонимы не являются частотным компонентом эмигрантской прессы, но среди них вектор прецедентности со всей очевидностью направлен к текстам русских писателей (Достоевский, Салтыков-Щедрин, Гоголь); апелляции к персонажам произведений иностранных литераторов единичны.
4. Прецедентные ситуации
Прецедентная ситуация – это факт, событие, когда-либо бывшее в реальной действительности и выполняющее в культурно-речевой практике функцию идеальной, эталонной модели для объяснения, комментария какого-либо явления, апеллирующее к явлениям прошлого и т. д. благодаря коннотативному компоненту в смысловой структуре языкового феномена (сло́ва, словосочетания, пропозиции) [Гудков 1996; Красных 2001]. Прецедентные ситуации должны быть: 1) знакомы большому числу индивидов; 2) актуальны; 3) достаточно частотны. Прецедентными ситуациями могут становиться значимые события (988 г. – год крещения Руси, 1937 год – начало сталинских репрессий, 1985 г. – начало перестройки и т. д.), фрагменты мифов, литературных текстов, высказываний (
