Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939) - [174]
«Того, что происходит в России, – начал А. В. Карташев, – никогда не было. Это более чем варварское, это нечто адское. Восстать на человека, убить в нем душу, Бога, мораль, превратить человечество в послушное быдло – вот сатанинская цель большевиков, угаданная Достоевским» (Сегодня. 1930. 2 янв. № 2).
…Микса в своем «Течении» [название пьесы. – А. З.] – чешский Чехов:[258] полная внешняя статика, богатая душевная скала переживаний, надрыв и скептицизм (Огни. 1924. 28 янв. № 4).
О. Иоанн Кронштадтский был известен всей России как пастырь добрый, посвятивший всю свою жизнь не только вверенному ему стаду, но и всей православной России (Рус. голос. 1939. 16 апр. № 419).
Пять лет назад, в 1920 году, назначенная Совнаркомом комиссия явилась вскрыть и ограбить мощи Святого Сергия [Радонежского] (Рус. правда. 1925. июль – авг.).
Мы знаем, что советская власть порвала со всем историческим прошлым России. […] Потушена лампада Сергия Радонежского. Уничтожены все русские святыни (Сигнал. 1939. 1 апр. № 52).
Сибирское казачество обратилось к чехословакам с призывом скрепить узы братства, связующие славян между собой; в ознаменование оказанных уже великих услуг постановило, что первый полк вновь формируемых казачьих сил будет носить имя Иоанна Гуса (Призыв. 1919. 5(23) сент. № 46).
Реставрация имен русской истории и культуры, начатая большевиками с идеологическими целями – внедрения в общественное сознание накануне Второй мировой войны мысли о восстановлении традиций преемственности между лучшими образцами в старой (народной, но не царской) России и новой, советской, иронично и болезненно воспринималась эмигрантами, которые усматривали в этом «грабеж» старых российских ценностей и беззастенчивое присвоение русской истории советскими правителями:
С целью поднять дух и создать «патриотические» настроения, вспомнили о Владимире Св[ятом], Александре Невском, Петре Великом, Суворове, Кутузове, Багратионе и др. «русских полководцах, защитниках родной земли». Отменили даже старый текст присяги, имевшей интернациональный характер, и ввели новый, где говорится о присяге на «верность народу и Родине и Рабоче-Крестьянскому [sic] правительству» (Рус. голос. 1939. 2 марта. № 414).
Более индивидуальны ассоциации, представленные в следующей цитате, в которой часть прецедентных имен не получила символического закрепления в культурном сознании, однако они могли легко интерпретироваться, «прочитываться» современниками; так, ассоциации с разорванностью, трагичностью бытия связываются с именем Бетховена, ассоциации с жестокостью, зверством, насилием – с Чингис-ханом, ассоциации с эпохальностью, эпичностью происходящих событий – с Гомером:
Поворот мира. Все плотины снесены, все глубочайшие шлюзы открыты. Силы неба и силы ада вырвались на волю. Небо и ад в тебе! Небо и ад… Блудница, Иисус, Чингиз-хан [sic], Бетховен и слепой Гомер – всё в тебе! Гибель мира и его возрождение – то и другое совершается в тебе! (Анархич. вестник. 1923. № 1).
Таким образом, антропонимы в эмигрантской прессе обнаруживают довольно отчетливую дифференциацию: имена зарубежных исторических персонажей явно тяготеют к выражению негативных ассоциаций (количество имен с нейтральными или позитивными коннотациями им заметно уступает). Напротив, имена русских (славянских) деятелей предстают как позитивно окрашенные.
3.1.2. Топонимы
Прецедентные имена, представляющие наименования тех или иных мест, выступают в эмигрантской прессе характеризующими знаками пульсирующей, взломанной революционными событиями современности. Рассмотрим некоторые типы топонимов, значимых для эмигрантов.
Урбанонимы – наименования населенных пунктов. Социальная революция 1917 г. принесла с собой и топонимическую революцию: массовое переименование городов, поселков, сел, областей с целью искоренения старого строя, закрепившего свои культурно-идейные, исторические ценности в названиях населенных пунктов, и внедрения новой, большевистской, идеологии при помощи присвоения городам и селам фамилий (прозвищ) коммунистических лидеров, или имен, отражающих пролетарские идеи. Понятно, что топонимические новшества инициировали в эмигрантском дискурсе сложную и противоречивую игру старых и новых названий. Часто советские названия давались с параллельными дореволюционными, причем особое внимание обращалось на идеологические переименования:
ТАСС сообщает, что совет народных комиссаров советской Великоруссии [sic] решил превратить Сталинград, бывшую Царицынскую… в «район образцового социалистического строительства» (Сегодня. 1930. 7 янв. № 7).
Одним из наиболее символически насыщенных прецедентных урбанонимов для эмиграции выступало название города Санкт-Петербург; в эмигрантской прессе мы зафиксировали следующие номинативные единицы (сменявшие друг друга на протяжении краткого хронологического отрезка), а также публицистическую перифразу: Питер – Петроград – Петербург – Ленинград – град Петра (Великого). Примечательно, что официально-торжественного названия Санкт-Петербург в нашем корпусе не встречается ни разу. Разговорное наименование
