Язык цветов - [19]

— Ничего подобного я не говорила.

— Еще бы! Ты давно отвыкла говорить об этом вслух.

— Когда речь идет о тебе, я говорю то, что думаю!

Расс нахмурился.

— Верно. Именно поэтому нам не следует сегодня ужинать вдвоем. Ты по-прежнему злишься на меня за то, что случилось двадцать пять лет назад. Вчера вечером ты не смогла сдержать обиду, не удержишься и сегодня.

— Потому, что мне до сих пор больно!

— Двадцать пять лет спустя?

— Да!

— Тебе давно пора забыть о прошлом.

— Я надеялась, что забыла о нем, но, увидев тебя, снова все вспомнила.

— Напрасно, — заметил Расс, с трудом сдерживая раздражение. — Двадцать пять лет — слишком долгий срок, чтобы помнить обиды.

— Двадцать пять лет — ничтожно малый срок для людей, которые пережили то же, что и мы! Или ты пытаешься убедить меня, что не испытывал ровным счетом никаких чувств после того, как сбежал? Что за эти годы ни разу не вспоминал о нас и не тосковал? Что никогда не просыпался среди ночи, сгорая от вожделения, способного превратить айсберг в облачко пара? — Едва успев выпалить эти слова, Синтия пришла в ужас, но сказанного было не вернуть — впрочем, этого ей и не хотелось. В жизни Синтии еще не было случая, чтобы кто-то упрекнул ее в нечестности. — Но если ты действительно считаешь, что между нами все кончено… — она щелкнула пальцами, — значит, между нами с самого начала было что-то не так. Неужели все наше прошлое — ложь?

Расс ответил не сразу. Наконец, овладев собой, он свернул на обочину и остановился, не выключая двигатель. Уронив руки на колени, Расс уставился в центр рулевого колеса, где помещалась туго свернутая воздушная подушка. В случае аварии она надулась бы и спасла ему жизнь. А как раз сейчас Рассу очень нужна была помощь. Но спасение не всегда приходит вовремя.

— Нет, не ложь, — тихо ответил он. — Я не знаю ничего прекраснее нашей любви. Бывали минуты, когда тяжесть потери становилась для меня почти невыносимой. На войне я иногда думал, что мне абсолютно наплевать, вернусь я домой или нет. Но неведомая сила заботилась обо мне, поскольку сам я напрочь забывал об осторожности. Вернувшись домой целым и невредимым, я принялся усердно учиться, а после занятий работал, хотя стараться мне было не для кого. Я собственными руками уничтожил наше счастье, и если ты считаешь, что только одна мучилась бессонными ночами, то глубоко ошибаешься. Бывали ночи, когда меня влекло к тебе с такой силой, что я готов был немедленно примчаться сюда.

Расс замолчал и прикусил губу, а затем медленно продолжал:

— Ты права: двадцать пять лет — ничтожный срок, если чувства так сильны. Несмотря на это, я пытался отрицать их с тех пор, как мы встретились вчера вечером. — Расс помедлил, опасаясь сказать лишнее. Но самым чудесным даром его любви к Синтии была откровенность: они без смущения изливали друг другу душу. Они поверяли друг другу все мысли, делились планами — кроме одного раза, когда Расс принял решение уехать. Расс был обязан честно ответить на искренний порыв Синтии, поэтому он признался: — Чувства вернулись. На это я не рассчитывал. Я надеялся, что ничего не произойдет, но, как выяснилось, просчитался.

Синтия сидела в такой же позе, как Расс, сложив ладони на коленях и глядя прямо перед собой. Ей хотелось повернуться к нему, но она не осмеливалась — и без того слова Расса привели ее в смятение.

— Должно быть, во всем виноваты воспоминания. Возможно, все чувства, которые мы испытываем сейчас, — лишь воспоминания о том, что мы чувствовали раньше.

— Может быть.

— А может, это всего лишь последствия недосказанности, оставшейся между нами.

— Вполне возможно.

— Наверное, мы с тобой не испытываем никаких чувств друг к другу — ведь и ты, и я так изменились. Мы просто вспоминаем о том, какими были раньше.

— Пожалуй, да. — Расс устремил взгляд на ветровое стекло. — И что же нам теперь делать?

— Не знаю. — Не поворачивая головы, Синтия ответила вопросом на вопрос: — Ты всегда был рассудительным, Расс, вот и скажи: что нам теперь делать?

Расс задумался, пытаясь отделить совет разума от настойчивых уверений сердца, но вскоре понял, что между тем и другим почти нет разницы.

— По-моему, нам надо поговорить. Мы оба должны узнать, какими стали теперь. Надо противопоставить прошлому реальность. Может статься, мы обретем твердую почву под ногами, как следует узнав друг друга.

— Ты предлагаешь найти золотую середину между влечением и антагонизмом?

— Верно.

— И ты думаешь, это возможно?

— Да. Мы никогда не питали враждебности…

— …друг к другу, — подхватила Синтия слабым голосом, поскольку по-прежнему наряду с влечением ощущала отсутствие вражды.

Расс без лишних расспросов понял, что она имеет в виду. Он сам испытывал те же чувства. Медленно повернув голову, Расс вздрогнул, вновь увидев Синтию. Долгие годы он мечтал о ней, хотя по утрам всегда старался вытеснить возбуждающие желание мысли из головы. Но сейчас она была рядом. С ним. После многолетних мечтаний.

— По-моему, между нами ничего не изменилось, — произнес он так тихо, что в уличном шуме Синтия могла бы его не услышать. Но наступил беспечный июньский вечер, поток машин постепенно редел. Единственным шумом, заглушающим голоса, был шелест прохладного ветра, но его прохлады не хватало, чтобы остудить пыл Расса. — Посмотри на меня, Син.