Языческий алтарь - [55]

Шрифт
Интервал

Если мне не изменяют воспоминания – хотя почему они должны хранить мне верность, раз я столько раз их предавал? – эта игра в прятки длилась всю осень и часть зимы. Надо сказать, жилище Элианы, ныне уже не существующее, было скромнейшим домишком, плохо отапливаемым, дурно построенным, пятнадцать раз чиненным, зато восемь гектаров пустоши, окружавшие его с трех сторон, позволяли избегать нежелательных встреч. Наш гость так и поступал. Приходилось заключить, что ему противен наш с Зитой вид. Стоило нам откуда-нибудь появиться, он удалялся в противоположную сторону, не произнеся ни слова; если мы делали вид, что направляемся к нему, он ретировался прямо через кустарник и запирался у себя. Но мы все равно видели его несколько раз в зеленой дубраве: то он склонялся над следами ежа, то ковырял камешком землю и пропускал ее струей сквозь пальцы, словно лаская бесконечный локон волос.

Элиана не осуждала повадки гостя, напротив, оправдывала его, говоря, что наш вид напоминает ему, наверное, о каком-то несчастье и что рано или поздно все разъяснится. В ожидании ясности она каждый вечер носила ему поесть, и пока мы ворочались без сна в кроватях, составляла этому ни на что не годному бродяге компанию в пристройке, согретой угольной печуркой, при пятнадцативаттной лампочке, освещавшей только их двоих.

Чем они занимались вдвоем до трех часов ночи? О чем беседовали? Этого мы не знали, но наша крестная возвращалась после этих ночных посиделок преображенная, а с ноября она стала что-то плести о найденном в снегу младенце, о лисьем тявканьи, о волчьем трупе на крюке, о кухарке по имени Лиз, отправившейся умирать в родную деревню, и о некой Лукреции, жившей среди свиней и гусей.

Так, небольшими мазками, день за днем, Элиана знакомила нас с секретами, которые ей доверял мсье Бенито. Теперь мне уже сложно разделить услышанное ею от него от ее собственных добавлений. Живя в тетушкином доме, я часто замечал, внимая ее красочным монологам у печи, что когда ей недоставало частицы головоломки – а какой-то частицы всегда недостает, – она сама ее отливала в жаровне своего воображения. Прирожденная сочинительница, она с удовольствием рассказывала нам с подробностями собственного изготовления, не забывая, боюсь, о декоративных завитках, о лучших годах в жизни человека, которого мы быстро прозвали дядей Жаном. Таким способом мы удивительно быстро постигали историю, географию, естественные науки, наш словарь пополнялся словечками, до сих пор сидящими в памяти: кругляк (бревно), бубенчик (на шее у скотины), отвал (солнечный склон), фуникулер, приворотное зелье… Зита обожала легенду о святом Варезе и рассказ о дротиках Григория. Я грезил о привалах среди льдов и об игре на аккордеоне.

Разве не считается, что в этом иллюзорном мире достаточно переименовать людей, чтобы поменять наши отношения с ними? Мсье Бенито был нелюдимым, обременительным гостем, внушавшим страх. Дядя Жан стал чудаковатым родственником, грубоватым, но преданным. Конечно, он по-прежнему нас сторонился, прятался, даже запирался у себя, когда мы с Зитой занимались велоакробатикой перед его дверями. Но мы знали, что он там, что в случае чего выберется из своей берлоги, чтобы за нас вступиться.

Гонки с препятствиями

Апрельским или майским – уже не помню – днем небесно-голубая машина с передним приводом въехала во владения, ржавые ворота которых Элиана запирала только на ночь. Был четверг, а по четвергам мы в школу не ходили. Зита как раз проложила в дубраве новую трассу для гонок с препятствиями.

– Здесь проживает господин Жан Бенито? – спросил водитель с красным худым лицом и короткими усами щеточкой.

– Не знаю такого! – отрезала Зита, всегда отвечавшая первой, когда вопрос задавали нам двоим.

– А в мэрии нам сказали…

Водитель заглушил мотор и поговорил с пассажиром. Оба вышли из машины и вместе направились в заросли. Второй опирался на палочку. Из правой штанины его брюк – Зита по сей день уверяет, что из левой! – торчал стержень, заканчивавшийся резиновым кружком.

– Возможно, он вам знаком под другим именем? – спросил хромой. – Жардр? Эфраим? Это вам что-то говорит?

– Здесь живет только наша крестная Элиана! – заявила Зита, глядя на меня по-особенному. На языке близнецов этот взгляд означал: не предавай меня, поддержи, будем заодно, и так далее в том же духе.

Во время этого диалога, если это можно так назвать, усатый присел перед моим велосипедом и, насвистывая, стал разглядывать цепь. Его внезапный интерес к моей колеснице мне не очень-то понравился, и я оставался начеку.

– Видно, что ты часто играешь в пыли, – определил он, щуря густые ресницы. – Все шестерни в грязи. Оставишь все как есть – сломаешь переключатель скоростей. Ну-ка, переверни свою технику! Я знаю, что надо сделать.

Он достал из багажника автомобиля серую металлическую масленку и накапал масла на каждое звено цепи, медленно вращая педали. Делая это, он не удержался и преподал мне урок жизненной философии.

– Никогда не запускай механику, малыш! Она может спасти нам жизнь. В войну я служил в Норвегии, водил там грузовик. Однажды дорогу подвергли бомбежке. Если бы мотор сплоховал, когда я дал газу, то я бы уже двадцать лет лежал под деревянным крестом среди льдов.


Еще от автора Жан-Пьер Милованофф
Орелин

Все действующие лица романа вращаются вокруг его главной героини Орелин, как планеты, вокруг солнца, согреваемые исходящим от нее теплом, но для одного из них, талантливого джазового музыканта и поэта Максима, любовь к Орелин, зародившаяся в детстве, становится смыслом жизни и источником вдохновения.


Рекомендуем почитать
Рассказы с того света

В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.


Я грустью измеряю жизнь

Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.


Очерки

Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.


Наташа и другие рассказы

«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.


Ресторан семьи Морозовых

Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!


Непокой

Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.