Язон четырех морей - [14]

– Ты, моя зеленоглазая колдунья, моя загадочная сирена, в руках другого!.. Твое тело отдано чужим ласкам, чужим поцелуям… Я почти ненавидел тебя, представляя себе это, когда сейчас вновь нашел тебя такой прекрасной! Более прекрасной, чем в моих воспоминаниях… У меня… появилось непреодолимое желание…

Поцелуй заглушил слова. Поцелуй жадный, властный, почти грубый, полный эгоистичного пыла, ласка хозяина, одарившего покорную рабыню, но это не уменьшило возбуждение молодой женщины. Одно прикосновение этого человека, к которому стремились все ее помыслы, все ее желание, всегда действовало на ее чувства с неумолимой требовательностью тирана. Сейчас, в объятиях Наполеона, Марианна полностью теряла волю, как и памятной ночью в Бютаре…

Однако он отпустил ее, отошел и позвал:

– Рустан!

Показался великолепный грузин в тюрбане, невозмутимый и безмолвный, всегда готовый к действию.

– Никого не пропускать сюда, пока не позову тебя! Отвечаешь жизнью!

Мамелюк сделал знак, что он понял, и исчез. Тогда Наполеон схватил Марианну за руку.

– Идем! – сказал он только.

Почти бегом он увлек ее к скрытой за одним из настенных панно двери, открывшей узкую винтовую лестницу, по которой он заставил ее взбираться полным ходом. Лестница привела в комнату, небольшую, но обставленную с тонким вкусом, всегда сопутствующим подобным помещениям, созданным для любви. Господствующими цветами здесь были светло-желтый и бледно-голубой. Но Марианна не успела рассмотреть окружающую обстановку, не успела подумать о своих предшественницах в этом тайном убежище. С проворством умелой горничной Наполеон уже отколол булавки, удерживавшие атласный ток, расстегнул платье, соскользнувшее на пол, и за ним с невероятной быстротой отправил и нижнюю юбку, и рубашку. В этот раз и речи не было о медленных и нежных приготовлениях, об умелом сладострастном раздевании, сделавшем тогда в Бютаре из Марианны более чем согласную жертву всепоглощающего желания и которое во время Трианона придавало столько очарования их любовным прелюдиям. За считаные секунды светлейшая княгиня Сант’Анна, оставшись в одних чулках, оказалась брошенной на стеганое желтое одеяло, борясь с кем-то вроде спешащего солдафона, который без единого слова овладел ею, покрывая ее губы исступленными поцелуями.

Это было так грубо и торопливо, что на этот раз удивительное очарование не успело заявить о себе. Через несколько минут все закончилось. И в виде заключения Его Величество поцеловал ей кончик носа и похлопал по щеке.

– Моя милая маленькая Марианна! – сказал он с неким умилением. – Решительно, ты наиболее очаровательная из всех женщин, которых я когда-либо встречал. Я серьезно опасаюсь, что ты заставишь меня всю жизнь делать глупости. Ты сводишь меня с ума!

Но эти хорошие слова были бессильны утешить «милую маленькую Марианну», обманутую в своих надеждах и соответственно сердитую, к тому же испытывавшую неприятное ощущение, что она выглядит немного смешно. Она с гневом обнаружила, что в тот момент, когда она поверила, что действительно вновь обретает своего возлюбленного, снова их свяжет драгоценная и опьяняющая нить прежней любви, она только удовлетворила внезапное неистовое желание женатого мужчины, который, быть может, боялся, что жена застанет его врасплох, и который, без сомнения, уже жалел, что потерял голову. Вне себя она сорвала с постели одеяло, чтобы прикрыть наготу, и встала. Распустившиеся волосы заструились по бедрам, окутывая ее черным блестящим покрывалом.

– Я бесконечно польщена, Ваше Величество, сделав приятное, – сказала она холодно. – Могу ли я надеяться, что вы сохраните ко мне благосклонность?

Он нахмурил брови, сделал гримасу и, в свою очередь, встал.

– Вот еще! Теперь ты начинаешь дуться? Пойми, Марианна, я хорошо знаю, что не уделил тебе столько же времени, как и раньше, но ты, я думаю, достаточно рассудительна, чтобы понять: все изменилось здесь, и я не могу больше вести себя с тобой, как…

– Как холостяк! Я знаю! – сказала Марианна, решительно повернувшись к нему спиной, чтобы пойти к зеркалу у камина и привести в порядок свою прическу.

Он последовал за нею, обнял, прижался губами к ее обнаженному плечу, затем громко рассмеялся.

– Ты стала очень гордой! Ты единственная женщина, способная заставить меня забыть о своем долге перед Императрицей, – сказал он с неловкостью, только ухудшившей дело.

– Да… я горжусь, сир, – степенно проговорила она. – И только сожалею, что заставила вас забыть о нем на такое короткое время.

– Что ж ты хочешь, долг есть долг…

– И хлопоты о скорейшем получении наследника! – закончила она, думая уязвить его.

Но ничего не произошло. Наполеон адресовал ей сияющую улыбку.

– А я надеюсь, он не заставит себя долго ждать! Я хочу сына! Само собой разумеется. И я надеюсь, что ты тоже принесешь мне толстенького мальчугана. Если ты хочешь, мы назовем его Шарлем, как моего отца.

– И как некоего господина Дени! – пустила стрелу изумленная Марианна.

Вот как он заговорил теперь о ребенке? И так естественно, словно они уже давно женаты. Ее охватило непреодолимое желание досадить ему.

– А может быть, это будет девочка! – сказала она, впервые предполагая такую возможность, ибо до сих пор, один Бог знает почему, она была уверена, что будущий ребенок будет мальчик.