Ящик с проклятием - [76]

В этой маленькой комнате олень выглядел совершенным гигантом – частью внешнего мира, перенесённой туда, где ей не место. От него разило по́том и диким мускусом, и Сеп почувствовал, как какой-то первобытный ужас пробирает тело до костей, велит бежать куда подальше.

Но из пальца полилось ещё больше крови.

Ему нужна повязка, иначе он рано или поздно потеряет сознание. Сеп заметил маленькую коробку на верхней полке в другом конце комнаты и сделал шаг туда. Тени двигались вместе с ним, вращаясь вокруг него в тусклом свете улицы.

Уши оленя внезапно зашевелились в свете проезжающей машины, и Сеп отпрыгнул назад, на мгновение решив, что зверь действительно его слышит. Но свет погас, гигантские уши остались неподвижными, и Сеп снова смог дышать.

Сунув антисептик в карман, он пошёл назад, пока не оказался рядом с головой животного. Глаза оленя были огромными, выпуклыми, тёмными и всё ещё блестели. Между зубами торчал язык – огромный кусок вонючего мяса, с которого сталактитами свисала густая слюна. Огромные рога обладали текстурой коры и состояли из коротких наверший, которые напоминали лезвия, торчащие из веток дуба.

Сеп заворожённо наклонился к животному, на долю секунды забыв, где находится и почему, страх оттеснили масштабы лежащего рядом существа. Когда Сеп присел на корточки, то заметил вторую тень, ту, которую не было видно от двери, которая не вписывалась в его воспоминания о здешней обстановке и мебели. Неподвижное тело лежало лицом вверх – одна рука всё ещё тянулась к ножке стола, а другая схватилась за горло.

И огромная копна тёмных вьющихся волос.

– Марио? – выдохнул Сеп. – О, боже мой, Марио, нет…

Он ухватился за стол, затем попятился, смахнул слёзы и глубоко вдохнул вонючий воздух.

Сражаясь с собственным телом, Сеп заставил себя встать и потянулся к другу.

Олень заревел и поднялся со стола, его раздроблённые ноги лягались в поисках опоры. Зверь повернул голову, задев Сепа за плечо рогами, и отшвырнул его на стеклянный шкаф. Сеп вскрикнул, ощутив новую рану, затем нырнул и попятился в угол.

Олень встал на дыбы, его сломанные кости раскололись, как стекло, и Сеп с ужасом уставился на зверя: его грудная клетка была зияющей и широкой, расколотой и блестящей, маленькие зажимы на разорванных артериях звенели при движении. Животное было мёртвым, разорванным и пустым, но дико мотало головой и завывало от ярости.

Оно снова поднялось на дыбы со звуком, похожим на треск рвущегося мяса, и, пригибаясь от рогов, Сеп понял, что олень ещё больше разваливается под собственным весом.

Сеп держал над собой шкаф, пока перед глазами не поплыли пятна, попытался вылезти, но снова попал на рога. Шкаф с металлическим грохотом опять приземлился на Марио. Ящик выскользнул, и карточки с записями попа́дали на застывающую кровь. Наблюдая, как темнеет бумага, Сеп почувствовал, что голова снова закружилась от тошноты, а боль простреливает руку огненными очередями.

Олень стоял между ним и дверью. Сепу ничего больше не оставалось, как бежать.

Он схватился за кончики рогов, удерживая их как можно дальше от себя. Олень заревел, запрокинув голову так, что его пасть оказалась перед лицом Сепа; дыхание животного обжигало глаза, капли крови стекали по щекам. Сеп оттолкнул голову животного, потрясённый мощью его шеи и ног, и оно заревело, пытаясь дотянуться до своей добычи.

Сеп поскользнулся на крови, выпрямился и снова поскользнулся, держа рога над головой, как трофей, когда что-то на полу привлекло его внимание.

Рот Марио шевелился, а изо рта наружу выбралось нечто тёмное, покрытое мешком блестящей слизи.

Сеп закричал.

Барнаби развернулся на груди Марио, его маленькие конечности вновь приняли прежнюю форму; медведь встал и повернулся к Сепу с сияющими зелёными глазами.

Он задушил Марио. Марио, защитника и друга Сепа; Марио, который не имел ко всему этому никакого отношения.

Сеп снова закричал. Медвежонок побежал к нему, олень запрокинул голову, готовясь к удару. Но когда смертоносные рога нацелились на Сепа, он пригнулся и увидел, что они пронеслись мимо его головы и поймали Барнаби, как муху в паутину.

Сеп приземлился на что-то твёрдое и квадратное и, откатившись, увидел, что это диктофон Марио.

Он схватил его и обернулся. Барнаби корчился на рогах, олень снова тряс головой, его глаза напоминали зелёный огонь.

Но стоило выдохнуть от облегчения, как изуродованное тело Марио зашевелилась на полу, а зеленоглазая голова повернулась и уставилась на Сепа.

Тот бросился в магазин для чипсов, подальше от крови и жары операционной, к единственной двери, которая не была заперта на ключ, – холодильной камере.

Но скользкие от крови пальцы не сумели с первой попытки набрать цифры на маленьком замке, а когда Сеп вытер пальцы о джинсы и хотел попробовать ещё раз, то понял, что разум пуст – он не мог вспомнить код.

Дверь в операционную открылась, и Сеп увидел две зелёные светящиеся точки, отражённые в матовой стали двери.

– Твой день рождения, – сказал он себе под нос, когда Марио, медленно волоча ноги, пошёл к нему. – Мы задержались допоздна и ели пиццу; мы всегда ели пиццу на твой день рождения…