Ящик Пандоры - [3]

— Для кого то добрый, для кого-то не очень… — прохрипел голос. — Какое сегодня число, Райхель?

— Двадцать шестое! — послушно ответил Борис Семенович, живот предательски набух, готовясь извергнуть порцию газов.

— Двадцать шестое, — подтвердил голос. — А когда ты обещал бабки перевести?

— Михаил…

— Михаил Аркадьевич! — В интонациях голоса, помимо издевательских ноток, появился металл. — Для тебя я теперь Михаил Аркадьевич! Если ты думаешь, что можешь впарить серьезным людям всякое фуфло, ты ошибаешься, Райхель!

К вспученному животу прибавилась дрожь в левой руке, усилилась тахикардия. Сердце неслось галопом, словно понуждая своего хозяина оторвать нетренированный зад от мягкого кресла, выскочить на улицу и нестись во весь опор, обгоняя стремительное время.

— Я не знал, Михаил… Простите! Михаил Аркадьевич! Я смотрел подпись художника в ультрафиолете, показывал картину нашему эксперту!

— Хватит! — невидимый абонент грязно выругался. Респектабельность спала с него, как шелуха со старой луковицы. — Мне начхать на тебя и твоего эксперта! Честно скажу, Райхель, мне даже на эти долбаные бабки начхать! Здесь дело в уважении! Ты картину назад получил?

Борис Семенович кинул полный смертельной тоски взгляд на упакованную в белый материал, именуемый «пупырки», квадратную картину, прислоненную к стене.

— Получил…

Газы распирали живот под давлением.

— Отрицательное заключение из Третьяковской галереи приложено. Вопрос. Где мои сорок две тысячи баксов?

Нет такого преступления, на которое не пойдет капитал во имя крупной прибыли! — почему-то вспомнилась бессмертная фраза из классика.

— Я не располагаю такой суммой, Михаил Аркадьевич… — прошелестел антиквар. Перед мысленным взором предстал образ телохранителя влиятельного москвича. Кавказец. Дагестанец или чеченец. Лет тридцати пяти, смуглое, не лишенное мужской привлекательности лицо, распирающая воротник футболки трапеция, ломаные уши, не знающие жалости стальные глаза, смотрящие насмешливо и с каким-то странным участием, отчего кажущиеся еще более страшными.

— Я ведь не злой человек, Райхель! — неожиданно смягчился бизнесмен. — И честно признаться, мне тебя жаль. Я надеюсь, что ты продал мне это фуфло без злого умысла.

— Я сам не знал, Михаил Аркадьевич! — быстро заговорил Райхель. — Купил у простой бабушки, ума не приложу, как такое могло случиться!..

— Я не закончил! — перебил его собеседник. — Я тебе где-то даже сочувствую. Поэтому готов принять в качестве компенсации долга ту безделушку, что ты мне в прошлый раз показывал…

— Какую безделушку? — Сердце упало куда-то в область желудка, сжалось в ледяной комок.

— Не дури, Райхель!

Включилось видео, экран смартфона заслонило розовощекое лицо бизнесмена.

— Отдашь мне пепельницу в счет долга, и станем добрыми друзьями.

Лицо на экране дружелюбно улыбнулось.

— Пепельница в эмалях, работы Карла Фаберже! — воскликнул антиквар. — С дарственной гравировкой Петру Аркадьевичу Столыпину!

— Видишь, как ты все хорошо изложил, Боря! — ласково улыбаясь, сказал бизнесмен.

— Эта вещь бесценна!

— «О мудрости твердят: она бесценна! Но за нее гроша не платит мир», — все с той же слащавой улыбкой на румяном лице процитировал бизнесмен. — А если серьезно, то единственной по-настоящему бесценной вещью является время. А ты тратишь мое время, Боря! — добавил он с какой-то неопределенной интонацией — то ли шутка, то ли угроза…

— На аукционе «Кристис» подобный предмет ушел за сто двадцать пять тысяч фунтов. Без дарственной надписи!

— Вот видишь! Мне еще гравировку удалять придется…

— Как удалять?! — остолбенело пролепетал Райхель. — Это же музейный предмет! Дарственная надпись Столыпину делает пепельницу почти бесценной!

Михаил Аркадьевич обернулся к кому-то невидимому в ракурсе обзора камеры. Донесся приглушенный рокот его голоса, привыкшего отдавать приказы:

— В срок не сделаете, будете отвечать!

Антиквар не слышал ответа человека, к которому была обращена фраза, по виску прокатилась капелька ледяного пота. Он, конечно, читал биографию бизнесмена, во всяком случае, ту версию, что была изложена в Интернете. Бывший партийный функционер. Работал при горкоме Кишинева в ту бытность, когда столица Советской Молдавии была неотъемлемой частью Советского Союза. В девяностые годы трудился в сфере силовых структур. Является учредителем и совладельцем медиахолдинга «Русское искусство». Говорят, что четверть всех произведений искусства, покупаемых частными коллекционерами, проходит через его руки. Женат, двое детей. На одной из фотографий, приложенных к тексту биографии, президент пожимает ему руку.

Круглое лицо бизнесмена закрыло экран смартфона.

— Так что решим, Боря? Будем дружить или ссориться?

Райхель глубоко вздохнул.

— Если бы я решил продавать пепельницу, Михаил Аркадьевич, то цена была значительно выше той, что называете вы.

— А моральный ущерб? — Голубые глаза сверлили антиквара, как два кинжала. — А потерянная репутация? Сколько она стоит, по-твоему?

— Я перезвоню! — пискнул Борис Семенович, отшвырнул смартфон, как ядовитую змею, и помчался в туалет. По пути он едва не сбил с ног продавца Вадика. Вадик был погружен в исследование меню своего новенького смартфона и на несущегося с белым лицом шефа не обратил внимания. Так же как и на двух покупателей, стоящих возле прилавка со значками. В другое время Борис Семенович сделал бы бездельнику Вадику замечание. Он ворвался в уборную, слыша, как в спину ему несется настойчивая трель смартфона. Брюки опали у белых икр, пронизанных сетью выпуклых вен, не ведающих солнечного света, ягодицы приятно охладил пластик. Некоторое время царила безмятежность, только часто билось в груди сердце и по-прежнему дрожала левая рука. Борис Семенович завершил свои дела, привел одежду в порядок, причесал густые, с седыми висками волосы, являющиеся предметом его гордости, внимательно посмотрел в зеркало. Там отразился шестидесятилетний мужчина с тонкими черными усиками и карими глазами, в которых угадывался беспощадный страх. Сорок две тысячи долларов в его положении были неподъемной суммой. Особенно сейчас, когда он внес большую часть суммы за загородный домик. Все как-то сложилось некстати, и картина художника Алексея Петровича Боголюбова, которую принесла симпатичная бабушка, пахнущая корвалолом и чем-то мясным, и неожиданный приезд в его маленький антикварный магазин Михаила Аркадьевича Розова. Розов был крупной московской шишкой, изредка Райхель продавал ему по Интернету безделушки из янтаря, который собирала жена Розова. Все одно к одному сложилось. И взнос за домик на Балтийской ривьере, который он не думал покупать, кабы не удачная сделка! Борис Семенович наспех посмотрел морской пейзаж, тот показался ему вполне приличным, да и Розов расстался с деньгами легко, по-гусарски. И еще потрепал антиквара по плечу по-приятельски, сморщил большой в красных прожилках нос.