Яртур - [54]

Свадебный обряд прошел без сучка, без задоринки. Да и могло ли быть иначе, если любимец Перуна, боярин Бутуй, можно сказать, вложил в него душу. Ну и волхвы тоже не подвели. Трижды они провели князя Родегаста и княгиню Лелю вокруг священного камня и трижды нарекли их мужем и женой. Собравшиеся в Священной роще знатные гости изо всех сил били обнаженными мечами в щиты, отгоняя злых духов, крики не умолкали ни на мгновение на всем пути княжеской четы из рощи в стольную Расену. Какие там духи, даже грифоны, если бы им пришли в дурные собачьи головы мысли атаковать процессию, испугались бы великого шума и непременно бы убрались восвояси. Впрочем, против грифонов боярин Бутуй, при помощи парсских магов, приготовил еще одно средство и почти сожалел о том, что летающие чудища так и не появились в небе над Расеной. Впрочем, пару таких шутих, с разрешения белобородого парса Сардара, Бутуй все-таки запустил над головами обомлевших гостей. Шутихи со свистом разорвали воздух и рассыпались в небе огромными светляками. Не знамо как там грифоны, но многие князья и бояре, не говоря уже о простолюдинах, перетрусили не на шутку, и Бутую пришлось их успокаивать, кивая при этом на Сардара.

– Зато нам теперь летающие твари не страшны, – надрывался боярин. – Мы этих грифонов будем щелкать как мух.

Князь Родегаст, впавший было в великий гнев по поводу столь неуместной забавы, видя, какое впечатление произвели на гостей слова Бутуя, отмяк душою и даже благосклонно кивнул боярину. Что там ни говори, а многие союзники Родегаста именно грифонов боялись больше всего. Эти летающие твари были почти неуязвимы для копий и мечей, не говоря уже о стрелах, и вот нашлось-таки, спасибо Бутую и парсским магам, оружие и на них. За пиршественные столы гости садились умиротворенными. А столы эти были расставлены по всей Расене. Благо солнечная погода позволяла пировать прямо на улице. Потому каждый обыватель Расены мог с полным правом считать себя дорогим гостем на свадебном пиру князя и гордиться потом своей удачей до самой смерти. Вина и медовой браги Родегаст не пожалел не только для знатных гостей, но и для простого народа. В жертву богу Перуну было принесено целое стадо бычков и телок, несколько тысяч баранов, а птицы вообще без счету. Так что мяса хватило не только расенцам, но и воинам других племен, кои ныне в большом числе разместились вокруг города. Пировали гости столь долго, что многие с большого перепоя не по одному разу впадали в столбняк. Уж на что княжич Смага удалец из удальцов, способный, кажется, бочку вина в себя влить без большого ущерба, а и тот под конец второй седмицы не выдержал и объявил во всеуслышание:

– Как хотите, князья и бояре, а я пить больше не могу.

Знатные гости горестными вздохами поддержали сколотского княжича. Простой народ уже давно отгулял и приступил к работе. А князья и бояре все никак не могли подняться из-за столов. Ибо не было на то воли князя Родегаста. А без его слова неловко было покидать свадебный пир. Уж так положено по обычаю. Конечно, все присутствовавшие за столом слышали о пирах богов, которые, по слухам, годами из-за пиршественных столов не вылезали. Но ведь на свадьбе князя Родегаста и княгини Лели собрались не боги, а всего лишь их отдаленные потомки, которым две седмицы беспробудного пьянства показались в тягость. А боярин Бутуй, многим уже за эти дни печенки проевший, все поднимал и поднимал свой кубок, призывая гостей к новым возлияниям во славу Перуна и его потомка князя Родегаста.

– Я его убью, – сказал княжич Хорс, глядя красными от пьянства глазами на князя Волоха. – Иначе нам живыми из-за этих столов не подняться.

– Кого? – не сразу понял князь Себерии.

– Боярина Бутуя.

– Не суетись, княжич, – засмеялся Волох. – Его и без тебя убьют. Как только волхвы объявят, что княгиня Леля по сию пору праздна, так Бутую тут же учинят спрос. Ходят слухи, что он с Яртуром стакнулся и порчу на княгиню напустил. И тем нанес большую обиду Ударяющему богу.

Слова князя Волоха быстро разнеслись меж пирующими. И не нашлось среди князей и бояр человека, который посочувствовал бы несчастному Бутую. Ну надоел он всем за эти дни хуже горькой редьки! А князю Родегасту сочувствовали. Вот оно, проклятие Слепого Бера! И многим уже стало казаться, что зря они приехали в Расену, зря сели за свадебные столы, зря ополчились против Яртура, ибо не может человек, от которого отвернулись удача и боги, одержать победу в страшной и кровопролитной борьбе.

– Сам погибнет и нас погубит, – заметил к концу третьей седмицы опухший почти до неузнаваемости Аркасай.

Царь Сарматии, не в обиду ему будет сказано, красотой никогда не блистал, ну а после двадцати дней почти беспробудного пьянства вид у него был настолько страшный, что многие старейшины боялись на него смотреть. Щеки, взбухшие от прихлынувшей крови, окончательно задавили нос, а потому и дышал князь через рот, да и то с большой натугой. О глазах уже и помину не было. Какие там глаза, коли даже узкие щелочки, которые скорее угадывались на круглом лице князя, грозили исчезнуть без следа. Многие знатные гости между собой уже решили, что выпьют еще по одному кубку и все. Более их уже за этот стол не заманишь. Но тут какой-то бес опять вынес в навершье цветущего боярина Бутуя. Да что он трехжильный, что ли? И опять с кубком в руке! Да что же это делается, люди добрые? Где он только здоровье берет?