Ярость - [95]

— А ты где больше любишь играть игрушками: в детском саду или дома?

— В детском саду.

— А почему? Ты мне расскажешь?

Все вопросы должны были быть открытыми, нельзя было задавать вопросов, на которые ребенок мог ответить «да» или «нет». Это не гарантировало, что маленький свидетель понял вопрос; кроме того, в стрессовых ситуациях у детей наблюдалась тенденция соглашаться со взрослыми, если они не понимали вопроса. Или же не соглашаться, если у них спрашивали про неприятные вещи.

— В детский сад мы можем приносить свою игрушку, но это только в понедельник. А я тогда ссорюсь с Игорем, потому что мы хотим играться своими игрушками, а когда мы кричим, то получаем тучку.

Как и большинство малолетних детей, Петр Найман не мог поддерживать рассказа больше, чем в двух-трех предложениях.

— Ага, выходит, тучку получаешь в наказание. А что получают в награду?

— Солнышко.

— А дома какие-нибудь наказания и награды имеются?

— Я не люблю, когда мама на меня кричит. Тогда я даю ей тучку.

Супруга Наймана в глубине темного помещения откашлялась.

— А папа?

— Папа мой уехал, а когда вернется — никто не знает.

Супруга Наймана снова откашлялась, но на сей раз продолжила словесно:

— Пока что я не говорила ему, что отца нет в живых, подготавливаю постепенно. Неизвестно ведь даже, когда плхороны, когда отдадите мне останки мужа. С этим вообще скандал, я хотела сказать, что подам жалобу.

Эти ее слова никто комментировать не стал.

— А вот скажи мне, часто бывает, что ты даешь папе и маме солнышки и тучки?

— Чаще всего — тучки.

— Я понимаю, это тогда, когда они ведут себя нехорошо. А что делают папа с мамой, когда ведут себя нехорошо?

— Кричат.

— А как тогда чувствуешь себя ты?

— Я злюсь.

— И что т делаешь?

— Я не кричу, потому что кричать нельзя. Я должен быть вежливым и вести себя тихо.

— А что случается, когда ты все же не выдерживаешь и ве ведешь себя тихо?

— Тогда меня наказывают.

Мальчишка посмурнел. Он опустил голову, сполз со стульчика на ковер и начал рисовать.

— Мне можно сесть рядом с тобой? — мягким тоном спросила Аделя.

Мальчик кивнул, и психолог уселась рядом с ним.

— Тебе нужно сделать ноги в бантик, — маленький Петр показал взрослой тете, как садятся по-турецки.

Аделя села в соответствии с его указаниями.

— Очень хорошо, — похвалил ее парнишка.

— Никто ведь не любит, когда его наказывают, правда?

Мальчик согласно кивнул.

— А вот скажи мне, какие наказания ты не любишь более всего?

В техническом помещении все затаили дыхание.

Маленький Петр взял лист бумаги и начал что-то рисовать на нем карандашами. Аделя взяла желтый карандаш и пририсовала на его рисунке солнце.

— Я не люблю быть самому, — в конце концов буркнул малыш.

— А что это означает, что ты сам?

— Я должен быть в своей комнате, и мама, и я не могу выходить. Это когда меня наказали.

— Я не поняла. Ты хочешь мне сказать, что когда тебя наказывают, ты должен сидеть в комнате вместе с мамой?

Мальчишка недовольно засопел из-за того, что взрослая тетя не понимает его слов.

— Ты ничего не понимаешь. Когда наказывают, я должен сидеть в комнате сам.

Шацкий стиснул кулаки. Умоляю, просил он про себя, пускай эта ниточка хоть к чему-нибудь приведет. Пускай даст мне какой-нибудь рычаг, чтобы я мог прижать жену Наймана и выдавить из нее правду.

— Я затем и спрашиваю, чтобы понять. Мне просто было интересно, а где была тогда мама.

— Дома, — пацан пожал плечами, продолжая увлеченно рисовать.

Шацкий подумал, что все дети, похоже, одинаковы. Маленькая Хеля тоже всегда называла их большую комнату «домом».

— Но если ее наказали, она тоже сидит в своей комнате. Но в ее комнате есть телевизор, а в моей — нет. И я не могу смотреть сказки про то, как Франклин боится темноты.[111]

— А почему мама наказана?

— Это когда папа дает ей тучку.

— И что тогда происходит?

— Она должна сидеть у себя в комнате, я же говорю.

— А что тогда делаешь ты?

— Играюсь с папой.

— А как вы играетесь?

— Тебе нравится? — малыш показал Аделе рисунок: обычный детский рисунок, никаких черных дыр или багровых туч, никаких тебе мужчин с огромными членами или страшными рожами, которых обычно рисовали жертвы педофилии и домашнего насилия — семейство на фоне дома, оранжевые облачка, желтое солнце.

— Красиво! Мне очень нравятся облака цвета orange.

— Так это же по-английски! — мальчик весело рассмеялся.

— Ну, я ведь тоже знаю английский язык. Могу даже сказать: blue.

— Это синий! А в кино есть такой попугай блю, так он тоже весь синий.

Шацкий вознес глаза к потолку. Боже, дай мне силы не разорвать этого болтливого короеда.

11:47:18:пульсация.

— Я знаю это кино. Это ведь «Рио», правда?

— Ну да, «Рио». Я с папой в кино ходил.

Потому что мама получила тучку, подумал Шацкий и глянул на вдову Наймана.

Та, казалось, расспросами ребенка совершенно не была обеспокоена.

— А ты мне расскажешь, как еще играешься с папой?

— Мы читаем книжечки про Элмера.

— Про слова в клеточку?

— И про Вимбура.[112] Вимбур тоже в клеточку, только не цветную.

— А что вы еще делаете?

— Человечков из пластилина. Или сказки смотрим. Только когда идут новости, сказки я смотреть не могу.

— А что ты любишь больше всего?

— Когда еду с папой в бассейн на велосипеде, а папа шутит, включает ускорители и устраивает быстрый рейд.