Ярость - [78]

Когда они закончили, Клейноцкий задумался и, вместо того, чтобы закурить трубку, съел несколько проросших семян. Он заглянул в коробочку с миной курильщика, у которого в пачке осталась всего одна сигарета, и отодвинул остатки исключительно здоровой закуски на потом.

— Мой ответ — это костер, — сказал он.

Прокуроры вопросительно глянули на него.

— Вы, насколько я понимаю, родом из этих, не тронутых цивилизацией краев? — обратился приезжий к Фальку, а когда тот кивнул, продолжил: — Тогда папа с мамой наверняка показывали вам замок в Решле, это километрах в шестидесяти отсюда, в сторону Калининграда. Показывали?

Фальк подтвердил.

— Так вот, именно в этом замке в начале девятнадцатого столетия прусские власти, известные своей просвещенностью, в течение четырех лет держали под замком в ужасных условиях некую Барбару Здунк, похоже, склоняя ее к сожительству направо и налево, чтобы сделать себе приятнее ожидание приговора. Окончательно приговор был принят в Кёнигсберге, где наиболее просвещенные судьи Восточной Пруссии осудили женщину к сожжению на костре. Да-да, уважаемый мой пан варминец, последний костер в Европе задымил в Святой Вармии. — Клейноцкий нашел в коробочке маленький росток и съел его. — Почему я об этом говорю? Поскольку считаю: то, что случилось с вашим покойником, это нынешнее соответствие костра. Современный такой костер, химический, без дыма и огня. Если мы примем подобную гипотезу и поглядим на историю сожжений на кострах, тогда мы можем per analogiam делать какие-то заключения относительно вашего преступника. Вы успеваете за мной?

— Да, — ответил Шацкий.

— Что вовсе не означает, будто бы мы согласны, — прибавил Фальк.

Клейноцкий улыбнулся с сожалением.

— Ну вот, пожалуйста, князь разума[98] в собственной особе. Вы наверняка верите в железные доказательства, анализы ДНК, бесспорные признания и отпечатки пальцев, оставленные на фрамуге. А мой домен считаете шаманством, выдумками психа, которому не хотелось работать в больнице, а для частной практики он слишком стукнутый, в связи с чем ему пришлось найти свою нишу. Я прав?

Фальк изобразил некий вежливый жест, говорящий о том, что иного выхода, как только согласиться с предыдущим оратором, у него нет.

— Сожалений у меня нет, мало кто думает иначе. Но попрошу дать мне закончить, раз уж налогоплательщики заплатили за мою поездку из Кракова.

Шацкий решил, что если Фальк хотя бы раз еще спровоцирует Клейноцкого на длительные размышления не по делу, он выбросит говнюка за двери.

— Отнеситесь ко всему этому как к интеллектуальному упражнению, — заметил ученый, все еще хмурясь, похоже, в его компетенции столь откровенно сомневались крайне редко. — Только и всего. Это не больно, но, вполне возможно, поможет вам обнаружить важный след.

— Пан доктор, — не сдержался уже Шацкий. — К делу, пожалуйста.

— Я нашел несколько аналогий. Первая из них, это такая, что те, кто поджигал костры в Европе, были уверены в верности своих действий. Понятное дело, все они были нестабильными, жаждающими убийств психами, как и ваш преступник, в этом нет никаких сомнений. Но в этом расстройстве их психики имелась логика. А еще идеологическая, правовая и процедурная база. Прокуроры и судьи отправлялись спать с чувством прекрасно исполненной обязанности, утром же радуясь тому, что помогут обществу очистить мир от колдовской заразы.

— Как в «Семи»,[99] — прокомментировал Фальк.

— Именно. В этой версии не ищите Ганнибала Лектера и ему подобных, убивающих ради наслаждения причинения страданий. Ищите кого-то такого, кто верит в то, что он единственный праведник. Вообще-то он предпочел бы сидеть на участке и жарить шашлык, но что тут поделаешь, раз мир требует очищения.

— Это значит, что Найман заплатил за какую-то собственную вину?

— Да, вот только мы не способны предвидеть масштаба расстройства психики «праведника». Быть может, покойник незаконно перегородил доступ к озеру на участке, а наш преступник является экологическим левым экстремистом? Не забывайте, что все время мы движемся в рамках психического расстройства. Причем, расстройства серьезного.

Клейноцкий достал очередное пророщенное зернышко. В коробочке оставалось их несколько.

— Другая аналогия — это публика. Ведь даже если само, хмм, предварительное разбирательство инквизиции проходило в подвалах, то экзекуции проводились публично, к утехе и предостережению черни. А так же ради рекламы палачей.

— Нет здесь никакой аналогии, — пожал плечами Фальк. — Найман, скорее всего, умер в каком-то глухом месте, его останки были спрятаны в забытом уже несколько десятилетий бункере. Ну а виновник, к сожалению, не стоит на рынке и не ждет аплодисментов.

— Вот тут, пан асессор, я считаю, что вы ошибаетесь, — ответил Клейноцкий. — Останки не были спрятаны, они нашлись уже через несколько дней.

— Случайность.

— Вы верите в случай? Вы, человек разума? Но не будем обмениваться злобными замечаниями, — прибавил он, видя убийственный взгляд Шацкого. — Даже в самом начале, когда вы верили, будто бы останки принадлежат одному человеку, было маловероятно, чтобы их там кто-то хотел спрятать. С тех пор, как вам стало известно, что скелет был тщательно собран из костей нескольких лиц, это вообще неправдоподобно. Никто не затрачивает столько усилий не имея какой-то выгоды. Этот скелет должен был быть найден. Причем, быстро. Если бы не прошло с дорожными работами, преступник наверняка нашел бы другой способ.