Ярость - [48]

— А как так случилось, что вы работали на Наймана?

— Никогда я не работала на Наймана. Мы являемся… являлись компаньонами. Практически одновременно мы открыли бюро по двум сторонам одной и той же улицы, он открыл совершенно новое, я переехала из центра. Через два года мы посчитали, что нет смысла пялиться друг на друга и делать вид, будто бы являемся конкурентами. И мы объединили силы. Одно помещение, одна отчетность, и каждый привел своих собственных клиентов. Я — школы и детские лагеря, он — семьи, мечтающие о солнце.

— Супруга Наймана говорила о вас как о наемной сотруднице.

Женщина пожала плечами.

— Я знаю, что он представлял меня сотрудницей, какое-то время даже пытался ко мне так и относиться. Очень короткое время. Такой себе патриарх из патриархального окружения, но вообще-то мы хорошо договаривались.

Женщина глянула на стену, Шацкий проследил за ее взглядом. Между райскими пляжами висела забавная фотография Наймана и Парульской. Снимок был сделан зимой, на какой-то из рождественских ярмарок на ольштынском рынке, вокруг стояли статуи зверей изо льда. Между этими ледяными фигурами, прямо на снегу, они установили зонтик из тростника и два пляжных лежака, и легли на них в зимних куртках и солнечных очках, в руках у них были сказочно-разноцветные напитки. Они довольно улыбались в объектив.

— Нам показалось, что это замечательная идея для рекламы: показать, что мы можем забрать людей прямиком из польской зимы куда-нибудь под пальмы.

— И дело крутится? — спросил Шацкий.

— Нормально. Понятно, предугадать рынок невозможно, то какие-то паломничества, то летние лагеря, у нас был такой год, когда, похоже, половина района выехала в экзотические туры высшего класса: Маврикий, Караибские острова. В общем, все шло все лучше и лучше, мы даже думали о том, чтобы открыть филиал в Оструде.

— А кризис?

— Да вздор этот ваш кризис. Его придумали в крупных корпорациях, чтобы в течение десяти лет не давать никому повышения.

Процветающий бизнес, виды на будущее, деньги. Шацкий размышлял над тем, достаточный ли это мотив для убийства. Скорее всего — нет. Разве что какие-то личные долги, азарт, шантаж. Один компаньон дает другому компаньону в долг, начинаются дрязги. Один из них гибнет, так мало того, что о долгах все забыто, так остается еще и бизнес. И он отметил про себя такую вот следственную версию.

— И как вы делили работу?

— По-разному. Мы много ездили, и по службе, и приватно, так что иногда в конторе оставался только один человек. Но в часы пик мы сидели вдвоем. После стольких лет практики было достаточно кому-нибудь войти, а мы сразу же знали, кто должен обслужить клиента. Если энергичный мужчина в пальто — это к Петру. Конкретный разговор в стиле: «напускать туману не буду, у арабов видал разные вещи, но это место по-настоящему хорошее», парочка шуток в стиле тех, что поездка с женой, это, на самом деле, командировка. К молодому семейству шла я, полная понимания к тому, что они желают как можно больше солнечного счастья по самой меньшей цене. К двум приятельницам после пятидесяти — естественно, Пётр, было в нем нечто от массовика на танцах, и такой подход срабатывал.

— А кто бы обслужил меня?

— Вероятнее всего — я.

— Почему: вероятнее всего?

Иоанна Парульская одарила Шацкого улыбкой опытной продавщицы.

— Потому что вам не нравится общение с мужчинами, похлопывание по плечу. Мне кажется, посещение «Касторамы»[63] или автомастерской для вас хуже, чем визит к стоматологу.

— Что пани выигрывает на смерти Наймана? — Шацкому не хотелось признавать, что диагноз был весьма точен.

— Ничего. Пока же что мне приходится вести фирму самой, надеяться на то, что клиентов Петра не потеряю. Его долю наследует жена. Сейчас Моника говорит, что пойдет мне навстречу, но поглядим потом, когда закончится вопрос с наследованием.

— Навстречу, это как?

— Она продаст мне долю по разумной цене.

— Вы уже с ней говорили?

— Час назад. Моника была очень мила. Мы даже какое-то время рассуждали о том, а не вести ли дело совместно.

— А вам бы этого хотелось?

— Хотелось. Конечно, не будет того, кто бы очаровывал пенсионерок на экскурсию в Марокко, но вообще-то с женщинами работается легко.

Шацкий подумал, а не означает ли это замечание то, что с мужчиной ей работалось нелегко. Он сделал заметку.

— В прошлый понедельник он выехал из дома на работу и уже не вернулся. Вы его видели?

— Как вас. Встретились мы утром. Пётр приехал с чемоданчиком, проверил почту, оставил на меня несколько текущих дел, прежде всего — крупный лыжный лагерь в Словакии, около полудня вызвал такси, чтобы поехать в Кортов и там сесть в состав «Радекс» до Варшавы. С Balkan Tourist он должен был лететь в Албанию и Македонию. Албанию сейчас сильно продвигают в качестве нового направления, страна встает на ноги, цены низкие, Адриатика красивая. Выезд должен был занять десять дней, после возвращения Пётр должен был позвонить, остается ли он в Варшаве на тренинги по новым направлениям.

У Шацкого сложилось впечатление, что от супруги Наймана он слышал то же самое, слово в слово. Обе женщины были одинаково холодными, в одной и той же степени лишены эмоций, точно так же говорили лишь то, что следует. И ни слова более.