Ярость - [126]

Берут молчал. К счастью, его слава сумасшедшего молчуна избавляла его от необходимости участвовать в светских беседах. И сам он это свое состояние очень ценил.

Автомобиль он припарковал возле «ситроена». Все вышли и, не спеша, направились к разрушенному дому, встречаться с трупом ни у кого особого желания не было. Только Берут поспешил по паре следов, ведущих к дому, размышляя: что бы там ночью ни случилось, все произошло до того, как нападал снег. Он знал, что оставшиеся сзади коллеги обмениваются понимающими взглядами.

Он открыл дверь. Внутри царил точно такой же холод, что и снаружи. Никакой мебели в доме не было, полы выпучило, стенки начал разъедать грибок, из стен торчали куски проводов в тех местах, где воры выкрутили выключатели и розетки. Уже несколько лет здесь никто не жил.

Берут прошел через прихожую и очутился в обширном салоне с большим, выходящим в сторону леса, окном. Через него вовнутрь попадало достаточно много света, чтобы осмотреть место преступления еще до того, как техники расставят лампы.

Смотреть здесь не было на что; все, что находилось здесь, можно было переписать на салфетке: один туристический раскладной столик, два туристических стула, один труп и два прокурора.

Эдмунд Фальк присел у трупа девушки, на подходящем расстоянии, чтобы не оставить следов. Теодор Шацкий стоял спиной к ним, заложив руки за спину, и пялился в пустую стенку с таким интересом, как будто на ней демонстрировали интересную телепрограмму.

— Кто из вас ведет следствие? — бросил в пространство Берут.

— Прокурор Фальк, — спокойным тоном отметил Шацкий. — Понятное дело, под моим надзором. Комиссар, вы, случаем, техников по дороге сюда в сугробе не встречали?

Беруту даже не нужно было отвечать, поскольку в тот же миг скрипнула дверь, и команда вошла вовнутрь.

— Это что же, премьерше,[144] похоже, звякнули, раз вся прокуратура примчалась, — заметил Лопес, ставя на пол сумку с оборудованием. — Причем кто? Сам король темноты и принц мрака собственной особой.

Шацкий с Фальком повернулись к нему. Их неподвижные мины над идеально повязанными галстуками выражали то же самое, переполненное отстранением, неодобрение. Берут знал, что любого другого за подобные слова растерли бы по полу, но Лопес был очень хорош. Даже более высокие шишки позволяли ему большее.

Техник вопросительно глянул на Фалька.

— Приятное отличие после того, чем мы занимались в последнее время, — сказал асессор. — То есть, девушку, естественно, жалко, но загадок на сей раз никаких. Виктория Сендровская, восемнадцать лет, ученица лицея на Мицкевича. Банально задушена, самым классическим образом. Имеется ли что-то еще, покажет осмотр.

— Я ее видел вчера, около шести вечера был в гостях у ее семьи на улице Радио. — Шацкий отвернулся от стенки, которая возбуждала в нем такое любопытство. — Признания мои таковы, если говорить коротко, все заключалось в том, что девушка выиграла в конкурсе на эссе о борьбе с преступностью, и вот в рамках награды она желала расспросить меня о работе прокурора.

— Ну вот, — Лопес засмеялся и наклонился над трупом, — первый подозреваемый у нас уже имеется.

— Из ее разговора с матерью следовало, что она собирается к своей подружке, Луизе, чтобы у нее и заночевать, — проигнорировал Шацкий зацепку.

— Это первое направление, — сказал Фальк. — Действительно ли она договаривалась с Луизой или кем-то другим. Когда вышла, добралась ли до подружки, что знает подружка, что знают родители. Плюс осмотр места, плюс осмотр трупа. К сожалению, снег лишил нас снегов снаружи.

Берут покачал головой, обводя взглядом место преступления. Что-то тут не сходилось.

— Странно, — сказал он. — Даю голову на отсечение, что здесь пахнет кофе.

Кто-то из стоявших сзади техников фыркнул. Ну Берут, ну псих. Кофе ему на месте преступления пахнет.

Вскоре были расставлены лампы, снаружи заурчал небольшой генератор, и помещение залил яркий, белый свет. Неожиданно все сделалось до неудобного заметным, прежде всего: молодость и красота лежащих на полу останков. Если бы не кровоподтеки на шее, отливающие оттенками бордового и темно-синего цветов, девушка выглядела бы словно жертва болезни, а не убийства. Спокойное, фарфоровое лицо, закрытые глаза, рассыпавшиеся по полу черные волосы, элегантное коричневое пальтишко.

Лопес вынул из своего чемоданчика нечто, похожее на небольшой моделистский пистолет для красок, и начал распылять какую-то субстанцию над шеей покойницы. Неожиданно Берут почувствовал себя совершенным желторотиком. Так уже хорошо лекции о дактилоскопии он не помнил. Можно ли снять отпечатки с тела? Похоже, что так, в очень немногих случаях, кажется, именно с помощью специальной эпоксидной смолы. Спросить было стыдно.

— Второе направление, это как раз данный дом смерти, — буркнул Лопес, наклоняясь над лицом жертвы, как будто желал начать ее реанимировать. — Я был здесь десять лет назад, тоже зимой или поздней осенью. Если из коридора свернуть налево, там будет сожженное помещение. В помещении — окно с решеткой. Установленная, похоже, ради безопасности. Случился пожар, из-за этой решетки сгорела женщина, ей не было как убежать. Не забуду, как мы ее с тех прутьев отскребали, словно сожженную котлету от гриля. Я же говорю, дом злой, дом смерти.