Ярослав Мудрый - [3]
Владимир Святославич довольно глянул на сына.
— Добро, Ярослав. Выведу тебя на простор. Эгей, слуги, пригласите мне Свенельда!
Воевода вывел из конюшни нового коня.
— А чем Орлик плох?
— Орлик — не боевой конь, не скакун. А этот косогских кровей. Гордый, строптивый и скакун отменный. Его и кличут «Гордый». Помчишься со мной в поводу.
Выехали из города к Днепру. Вдоль реки тянулись пышные зеленые дубравы, раздольные луга в цветущем пахучем дикотравье.
— Лепота![7] — воскликнул Ярослав.
С версту кони бежали рысью. Ярославу сие не приглянулось. А еще Гордым называется. Тащится, как лошаденка смерда.
— Поедем в степь, Свенельд. На простор хочу!
— Но то верст через пять. Не устанешь, княжич?
— Это на коне-то? Поехали.
Оказавшись на просторе, Ярослав приказал:
— Отпусти повод, Свенельд. Ныне один скакать хочу! Один!
— А испуг не войдет в твое сердце? Конь под тобой непокорный.
— Какое там! Он ползет, как сонная муха. Отпусти, Свенельд!
— Воля твоя, княжич. Но не вздумай Гордого плеткой ударить.
— Отчего так?
— То позволительно лишь мужественным наездникам.
— И я мужественный! — отозвался Ярослав и задорно гикнул на коня.
— Гей, Гордый! Стрелой лети!
Конь, не чуя под собой всадника, стремительно полетел по степи.
Ярослава обуял страх. В широко раскрытых, напуганных глазах его кроваво замелькали красные маки.
Конь вдруг резко скакнул в сторону, и Ярослав чудом удержался в седле. К невысокому холму шарахнулась косуля.[8] Мальчуган, забыв про узду, клещом вцепился за гриву, и с этой минуты боязнь начала его покидать.
Как быстро и сказочно мчит его конь! Как славно лететь по степному простору!
Ярослава, позабывшего обо всем на свете, захватил буйный мальчишеский восторг. Он — на коне! На огневом, быстроногом коне! Сколь мечтал об этом, сколь завидовал юным гридням, лихо скачущим к княжескому терему.
Неси, неси, конь златогривый! Неси в манящую даль.
— Ги, ги! — ликующе закричал Ярослав и в порыве восторга хлестнул плеткой коня.
Гордый, не приученный к плетке, тонко заржал, захрапел, вздыбился и… сбросил княжича оземь.
Когда к Ярославу примчал Свенельд, тот лежал ни жив, ни мертв. По щеке княжича струилась кровь.
По сухощавому лицу варяга пробежала зловещая ухмылка, но тут он припомнил слова Владимира:
«Ни на пядь не отпускай от себя Ярослава. Головой отвечаешь».
И надо же такому приключиться!
— Жив, княжич?
— Жив, — открыв глаза, тихо отозвался мальчонка.
Свенельд краем длинной белой рубахи принялся стирать с лица княжича кровь.
— Слава богам! На лице твоем лишь ушибы. Ну, зачем же ты ударил коня?
— Забылся.
Свенельд поставил Ярослава на ноги, но тот громко вскрикнул и повалился на траву.
— Что с тобой?
— Нога… Что-то с ногой, Свенельд, — морщась от боли, отозвался Ярослав.
Варяг сорвал с княжича сафьяновые сапожки, малиновые портки и увидел окровавленное колено.
— О боги! Немедля поехали к лекарю.
С того дня Ярослав стал прихрамывать на правую ногу.
Великий князь приказал заточить Свенельда в поруб.[9]
Глава 3
ПОРУБ
Черно, хоть глаз выколи.
Глухо, словно в могиле.
Холодно, будто в погребе.
Он лежит на жухлой соломе и каком-то тряпье, но здесь даже уснуть невозможно: стоит затихнуть, как по тебе начнут рыскать голодные мыши.
Свенельд скрипит крепкими, как кремень, зубами. В нем кипит ярость. Ярость на Владимира. Как он посмел кинуть в поруб знаменитого воеводу, правую руку князя Святослава, чьими победами до сих пор восхищается весь мир. А кто помог принести эти победы? Он, Свенельд, бесстрашный конунг,[10] славный сын бога богов Вотана. Его беспощадный меч не знал устали. Он разил хазар и печенегов, булгар и ромеев. Его тяжелая рука в железной чешуйчатой перчатке всегда была по локоть в неприятельской крови. Его рыцарское копье пронзило сотни вражеских грудей, его острый кинжал отрезал головы раненых, а те издавали последние предсмертные крики, что особенно возбуждало Свенельда.
Но Святослава это почему-то коробило. Он даже бранился:
— Ты похож на мясника, Свенельд. Отрезать голову умирающему воину — не велика честь. Сие дело грязное и постыдное. Еще раз увижу — накажу!
Суровы были глаза Святослава, и Свенельд понимал, что полководец дважды не повторят своих слов. Он — настоящий воин. Будь он варягом, его бы воспели в сагах. Дружина беспрекословно повинуется всем его приказам и готова Святослава на руках носить.
А вот варяги? Они составляли седьмую часть войска, и сами напросились к великому князю Киевской Руси.
Святослав заплатил хорошие деньги и веско сказал:
— Станете отменно сражаться, заплачу втрое.
Блеск золота затмил извечную осторожность наймитов, и они сполна получили обещанную награду.
Свенельд уважал и… недолюбливал Святослава. Ревновал к его славе, его угнетало подчиненное положение. Он сам хотел властвовать и наслаждаться победами.
Но какие бы подвиги ни совершал Святослав, он, Свенельд, оставался в тени: Азия, Восток, Византия и Европа превозносила только полководца Святослава.
Пришло время, когда неприязнь переросла в ненависть. И Свенельд предал Святослава. Узнав о засаде печенегов, он ничего не сообщил об этом полководцу и увел своих викингов в Киев.
