Ярлыки - [151]

— Реджи… Макс! — медленно сказала Маккензи, подчеркивая свое долготерпение. — Я пытаюсь объяснить вам, что нам надо быть впереди в этой игре, что наши дела пойдут даже лучше, если мы сумеем предвидеть то, что должно произойти, в течение года, ну, двух лет…

Они спорили целый час. Братья были так же прижимисты и неуступчивы в своем нежелании тратить деньги на ткани лучшего качества, как когда-то в спорах о месторасположении магазинов и отделки их интерьеров.

Она поняла, что они по-прежнему не доверяют ей. А ссылка на то, что какие-то анонимные кредиторы диктуют им, что и как делать, была слишком дикой даже для того, чтобы обсуждать ее. В конце концов они согласились, чтобы она начала работать над экспериментальной улучшенной серией одежды и направила эту серию в магазин на Мэдисон-авеню, чтобы посмотреть, как она будет продаваться. После этого они передали ей на подпись кучу документов. Она подмахнула их, не читая, а возвращая последний, совершенно разбитая, воскликнула:

— А теперь объявляю заседание закрытым! Господи, уже двенадцатый час!

В ожидании лифта Маккензи сказала:

— Я намерена дать мое первое интервью за все эти месяцы. Говард Остин в конце концов уговорил меня принять его. Он обещал, что сам напишет это интервью, и оно не будет сволочным. Я иду на это только для того, чтобы сделать рекламу фонду имени Элистера — антинаркотическому центру.

Реджи и Макс переглянулись.

— Антинаркотическому центру? — эхом отозвался Реджи. — Хм, великое паблисити, да? Великое для твоего имиджа, да? Снова собираешься стать королевской болячкой в заднице, Мак?

Маккензи в ярости обернулась к нему:

— А тебе что за дело до этого? Я делаю это в память об Элистере. Чтобы его сын мог гордиться им…

— Но это не слишком тактично! — сказал Реджи. Подошел лифт и они вошли в него. — Наркотики! Злоупотребление ими! Люди слышат эти слова, и они думают…

— Кому какое дело, что они думают? — вскричала Маккензи.

Они спустились на цокольный этаж и стояли раздраженные в холле, пока Макс доставал ключи.

— Подбросить тебя домой? — спросил он Маккензи.

— Я пройдусь, тут всего несколько кварталов.

— Уже ночь, как ты пойдешь одна?

Она обернулась к ним обоим, сверкнув глазами:

— Я ничего не боюсь! Вы это можете понять? Мой муж умер у меня на руках! Чего мне еще бояться после этого? Если кто-нибудь захочет дать мне в морду, пусть попробует! Я ему не завидую! Я сейчас так себя чувствую, что сама готова дать кому угодно в морду!

Она помчалась вниз по Мэдисон, а ее братья мрачно смотрели друг на друга. Макс что-то пробурчал, когда наклонился, чтобы запереть тяжелые, из цельного толстого стекла двери.

— С теми четырьмя дизайнерами, что она наняла, все шло гладко, — сказал он. — Они делали, что им говорили. Она же всегда находит что-то, из-за чего можно взбеситься, и ради этого чего-то мы должны отрывать от себя все больше денег. Теперь это шелк и кашемир!

Реджи сделал смиренное лицо. Они пошли к машине.

— Реджи, — повернулся к нему Макс, — а мы в самом деле нуждаемся в ней? Действительно ли так хороши эти новые дизайны, и будут ли они продаваться?

Реджи пожал плечами.

— В один прекрасный день это прояснится. — Он вскрыл пачку и сунул сигарету в зубы. — Мы должны будем выяснить это, потому что мое нутро не может переварить все неприятности. У меня хватает других проблем, вроде производства и доставки, и меня сейчас это заботит больше, чем леди Маккензи с ее трахнутыми наркотиками, шелком и кашемиром.

— Если мы когда-нибудь попробуем убрать Маккензи, это убьет маму, — заметил Макс.

— Маму должно было убить то, что в семье появился ребенок от гоя, но она пережила это, — сказал Реджи, хихикнув. — Если Маккензи снова начнет встречаться с Эдом Шрайбером, а эти двое всегда лезли друг на друга, у нас будут большие неприятности. Он забьет ей голову дорогостоящими идеями. Так что самое время, чтобы разобраться: «Голд!» нуждается в леди Маккензи или наоборот!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Корал уговорили задержаться в «Дивайн» до середины сентября, хотя ее фамилия должна была оставаться на титульном листе журнала до конца года.

— Для сохранения преемственности, — настояла Донна Брукс.

Но мир моды загудел от этой новости. «Лейблз» писал:

«О главном редакторе какого из самых престижных журналов в мире моды поговаривают, что ее дни за редакторским столом сочтены? Новость держится в секрете, чтобы не отпугнуть рекламодателей, но издательский мир размышляет…»

Уэйленд озадаченно разглядывал заметку. Неужто осень наступит так быстро? Так бесповоротно? Он испытал укол сожаления о всех хороших днях с Корал. С Донной Брукс так интересно уже не будет, ей до Корал далеко. Едва он подумал об этом, как на его столе внезапно зазвонил телефон.

— Уэйленд? Это Донна… Донна Брукс.

— Я только что думал о вас! — ответил он. — Словно колдовство. Эта заметка в «Лейблз»… она…

— Да, она о Корал. Вы должны знать это, потому что я хочу организовать следующее награждение в «Дивайн» за достижения в моде вместе с вами. Я намерена сохранить сотрудничество с «Хедквотерз» и между нами, еще более тесное! Надеюсь, вы согласны?

— Разумеется, Донна! Я как раз подумал сейчас, как много интересного мы сделаем вместе, когда вы примете журнал! Мне всегда нравилась ваша работа в «Дивайн» — у вас великолепный вкус!