Яркие огни, большой город - [28]

Рассказывая об этом, она оживленно жестикулирует, так что ты очень ясно представляешь себе картину ее идиллического детства. Впервые замечаешь, что у нее веснушки. Надо же. Ты представляешь ее маленьким ребенком, вот она идет по пляжу с ведерком песка. А ты словно бы наблюдаешь за ней с крутого берега, сквозь пелену времени и говоришь: когда-нибудь я встречу эту девочку. Тебе хотелось бы оберегать ее все это время, защищать от жестокости школьников и грязных желаний мужчин. То, что она излагает (а говорит она неизменно в прошедшем времени), наводит на мысль о некоей трагедии, постигшей их семью. Похоже, в огороде, который столь безуспешно возделывал ее отец, обитал дракон.

— Ну, а как теперь живут твои родители? —спрашиваешь ты.

— Развелись три года назад. А твои?

— У них, что называется, счастливый брак.

— Везет.

Везет — не то слово, которое бы ты выбрал, разве только оно бы вырвалось случайно.

— А братья или сестры у тебя есть? — спрашивает она.

— Три брата. Младшие—двойняшки.

— Здорово. Прямо-таки симметрия. У меня три сестры. Мальчики для нас были полной загадкой.

— Понимаю, что ты имеешь в виду.

— Послушай. Нам очень нужно встречаться с Тэдом?

— По-моему, Тэд и не собирается с нами встречаться. То есть, может быть, и собирается, но не придет.

— Он что, сказал тебе об этом?

— Нет, просто я его знаю. Он вечно куда-то мчится, но сплошь и рядом не добирается до цели.

— Что он тебе про меня рассказывал? — спрашивает она после того, как вы уселись во дворике кафе на Чарльз-стрит. У нее заговорщицкая улыбка. Она вроде бы считает, что твоя преданность Тэду рухнет в свете этой, только что возникшей близости.

— Да почти ничего,— говоришь ты.

— И все-таки?

— Он пытался набить тебе цену. Честно говоря, я решил, что ты настоящий синий чулок. Такая, знаешь, особа в очках с толстыми стеклами, которая играет в хоккей на траве в университетской сборной.

На комплименты она больше не напрашивается. Просто изучает меню и улыбается.

Ты говоришь ей, что Тэд, в сущности, хороший парень. Тебе нравятся его энергия и образ жизни — joie de vivre, je ne sais quoi, savoir-faire, sprez-zatura⁵⁰. Ты почти искренен. За такую сестру, как Викки, ты готов простить ему некоторую безалаберность. Ты, конечно, не назовешь его близким другом, но на вечеринке без него не обойтись. Рассказываешь, как он поддержал тебя, когда тебе было тяжело. Ему, быть может, не хватает чуткости, но он человек по-своему благородный, хотя, правда, легкомысленный.

— А вы хорошо понимаете друг друга? — спрашиваешь ты.

— Я думаю, он дурак,— говорит она.

— Верно.— Все, что она говорит, верно. Она взяла тебя голыми руками. Тебе очень нравится, как она подносит к губам стакан с водой, нравятся раскованные движения ее рук. Тебе кажется, что ты уставился на нее уж слишком бесцеремонно, впрочем, похоже, она ничего не имеет против такой бесцеремонности.

— А где ты работаешь? — спрашивает она.— Наверное, в какой-нибудь солидной фирме?

— Что ты. Честно говоря, мне там не нравится. Наверное, я им тоже не очень подхожу.

— Другие, я знаю, за такое место готовы на все.

Тебе бы не очень хотелось хвастаться работой, которую ты со дня на день можешь потерять. Жаль, что раньше и ты, и другие считали ее чем-то особенным. Тебя коробит при мысли о том, как ты пускал пыль в глаза, расписывая свои журналистские похождения. Ты рассказываешь ей про нудную процедуру проверки фактов, про долгие часы, проведенные над словарями, телефонными справочниками, энциклопедиями, правительственными брошюрами. Признаешься, как тебе устроили выволочку за то, что ты стал делать стилистические поправки.

— Как интересно,— говорит Викки.— Мы с тобой знакомы не больше двух часов, но я уже понимаю, что эта работа не для тебя.

— Это точно, не для меня.

Вы стоите на углу Четвертой западной улицы и Седьмой авеню, делаете вид, будто ожидаете такси, чтобы отвезти Викки на квартиру Тэда. Пустые машины катятся мимо, а вы с Викки все говорите и никак не можете наговориться. Вы говорите про работу, про деньги, про Кейп-Код и про то, что на завтрак надо есть овсянку; вы обсудили даже проблему Духа и Тела. Ты уже записал ее адрес и номер телефона в Принстоне. Когда вы шли из ресторана, она взяла тебя за руку, и ты продолжаешь держать ее ладонь в своей. Видишь, как проходящие мужчины — по крайней мере те, что не гомики,— посматривают на тебя с завистью. Ради нее ты готов совершать безумства: можешь снять фуражку с головы полицейского или сорвать браслет с одного из подвыпивших кабальеро на Кристофер-стрит. Или даже забраться на фонарный столб и размахивать с самой верхушки ее косынкой.

— Теперь мне и вправду надо идти,— говорит она.

— Как жаль.

— Мне тоже.— Она придвигается ближе и целует тебя. Ты отвечаешь ей тем же, ваш поцелуй затягивается. Тебя охватывает желание. Ты думаешь, не позвать ли ее к себе домой, но потом решаешь, что не надо. Лучше сохранить этот превосходный вечер в чистоте, чтобы, вернувшись к себе, вспоминать на сон грядущий все его великолепные подробности и предвкушать, как завтра утром ты ей позвонишь. И пусть Клара Тиллингаст катится к чертовой матери, сегодня вечером ты счастлив.