Яр: Классический детектив - [25]

— Полинька, молись, ты ведь моя девочка, я тебе только добра желаю. Ты новую жизнь начинаешь, тебе старые грехи отмолить надо, — в лице и голосе женщины попеременно отражались сострадание, нежность и ненависть. На одном слове она молила, на другом уже угрожала.

— Гоша! Гоша! — возопила Полина, отчаявшись отодрать от себя женщину. Из коридора выбежал Баранов, который, похоже, помимо водителя был в доме и охранником. Он играючи растолкал своими могучими плечами гостей, добрался до Кучерук и, почти подхватив ее на руки, потащил прочь.

— Полинька! Как же так! Я же тебе вместо матери была, а ты вот как! Я ведь молчать-то больше не могу, все скажу, я все видела! — надрывалась женщина, пока ее голос не умолк за закрытой дверью. Загар, на который Полина явно потратила немало средств и времени, оплавила смертельная бледность. Она затравленно оглянулась кругом, и тут надо отдать должное жениху, он пришел ей на помощь.

— Не удивительно, — раздался его высокий голос, — столько потрясений, не выдержали нервы у старушки. Убийства, скелеты, а лет ей уже немало. Так что в каждой паутине теперь видит вселенские заговоры. Ты, Полина, не расстраивайся. Мы ей найдем хорошего специалиста, и она снова будет как новенькая. На ранних стадиях психические болезни лечатся также легко как грипп или насморк. А сейчас я хочу пригласить свою будущую жену на танец, и все желающие могут последовать нашему примеру, — Кротов торжественно подал руку девушке и повел ее в центр зала. Заиграла музыка и пара закружилась в настоящем вальсе. Максим уверенно и грациозно вел свою партнершу, так что ее скованность в начале танца быстро прошла, и к концу ее раскрасневшееся от кружения лицо уже озарилось улыбкой. Долго грустить эта девушка явно не умела. Гости тоже оживились, кто-то начал танцевать, кто-то поспешил к закускам и шампанскому, праздник продолжался.

Рядом с Яром из толпы вынырнула Изольда Кость в яркокрасном шифоном платье, обнажающем ее несколько увядшие прелести. Но надо сказать для своих лет она выглядела весьма достойно. А вот количество украшений на всех мыслимых частях тела ясно говорило о том, от кого Полина переняла самозабвенную манию изображать новогоднюю елку. Изольда, не стесняясь, пригласила Гордеева на танец. Ее не смутила даже очевидная симпатия к нему ее дочери. Лера, похоже, ничуть не удивилась и послушно выпустила локоть Яра.

Возле девушки материализовался прилизанный дружок Изольды, начинающий актер и по совместительству альфонс. Его костюм был безупречен, в начищенные ботинки, уверен, я увидел бы свое отражение, из кармашка пиджака торчал платочек в тон галстуку. Он попытался завязать беседу, но Валерия демонстративно отвернулась к столу с пирожными и стала накладывать на блюдце крошечные корзинки и тортики.

Окинув взглядом бурлящий омут разноцветной публики, которая танцевала, жевала, болтала, жестикулировала, я решил, что мне требуется минутка тишина, иначе мне заплохеет от всего этого людского водоворота. В коридоре было лишь немногим тише, но это уже было приятно. В голове даже слегка звенело от всего этого хаоса. Широкий коридор уводил в сторону библиотеки и кухни. Где-то вдалеке послышался и смолк лай собаки. Наверно, Люся опять мается в заточении. Я постарался сымитировать походку Яра, ступать мягко и бесшумно. На гулком паркете это было непросто. Приходилось идти совсем медленно, осторожно ступая с пятки на носок. А ведь Гордеев вовсе не замедлял шаг. Благодаря своему занятию я услышал шепот, который доносился из библиотеки. Судя по всему, говорили двое. Шепот был жестким, свистящим, невидимые собеседники ссорились, но не хотели быть услышанным, поэтому по возможности глушили звук, но не эмоции. Двери в доме были добротные, дубовые. Я не мог понять ни слова, хотя без зазрения совести почти прислонил ухо к створке. Вдруг послышался звук отодвигаемого стула, потом шаги, тяжелые и уверенные, затем легкий стук женских каблучков. Дверь так резко открылась, что я неминуемо должен был оказаться в весьма неприятном положении, будучи застуканным не в самой лестной позе. Но створка лишь приоткрылась, я услышал угрожающее: «Раз ты такой неблагодарный, то мне нечего терять». Я отскочил в сторону, когда неизвестный попытался открыть дверь шире, чтобы выйти. Показалась изящная женская ручка с длинными темно-бордовыми ногтями и замерла. Послышалась возня, и дверь так и не распахнулась. «Постой. Ну что ты кипятишься. Теперь, когда старик мертв, все измениться, только дай срок».

Наступила тишина. Обладательница кровавого маникюра думала. А я, как зачарованный, разглядывал поблескивающий на ногте ее безымянного пальчика крошечный камушек. В этот момент по коридору словно невидимый цунами разнесся истерический женский визг. Кажется, весь дом настороженно замер. Стих гул гостей, хотя негромкая музыка продолжала дразнить задорными переливами. Крик больше не повторился, но мне показалось, он шел сверху, со второго этажа. Ближайшая лестница, узкая, непарадная, притаилась в углу кухни. Хорошо, что в день убийства я обошел и изучил весь дом. Перепрыгивая через четыре ступеньки, я в мгновение ока добрался до верхней площадки и прислушался. Снизу снова доносился гомон, который теперь рассредоточился по дому. Не мне одному стало любопытно, кто кричал. Совсем рядом скреблись в дверь, очевидно, Люся. Я двинул по коридору, мягко освещенному старинного вида лампами, висящими то тут, то там. В третьей справа комнате явно кто-то был. Послышалось женское причитание и шаги. Я распахнул дверь и успел увидеть знакомое гнездо седых волос и хмурое лицо Кучерук, когда вдруг оказался в тисках чьих-то сильных рук. Мою шею сжали так, что я не мог вздохнуть. Честно говоря, никаких опасностей я в этом доме не ждал, и так растерялся, что кажется тупо мог бы задохнуться, но уже через мгновение хватка ослабла и я осел на пол. Из-за спины раздалось досадливое: