Японские сказания о войнах и мятежах - [37]
После этого, в восемнадцатый день пятой луны пятого года Защиты и Продолжения — Хоэн[147], у государыни Бифукумонъин, которая тогда ещё была государевой наложницей, родился будущий государь Коноэ[148], и прежний государь Тоба несказанно радовался этому. В семнадцатый день восьмой луны того же года младенец был наречён наследным принцем, а в седьмой день двенадцатой луны первого года Вечного Правления — Эйдзи[149], в возрасте трёх лет он вступил на престол. С той поры прежнего государя[150] называли Новым государем-иноком, а государя Тоба — Первым государем-иноком. Никакой недуг не одолевал прежнего государя, а потому не ожидал он такого насильного смещения с престола. С его тогдашней обиды и начались неурядицы между двумя государями, отцом и сыном. Будучи так против своей воли отстранён от престола, задумал он то ли занять его вновь, то ли сделать государем своего первого сына, принца Сигэхито — трудно узнать, что именно он желал в сердце.
В десятый день седьмой луны первого года Эйдзи Первый государь принял постриг. Было ему тогда тридцать девять лет — совсем ещё не дряхлый возраст, и не одолевали недуги яшмовое тело, но благодаря заслугам в предыдущих рождениях проявилась благая карма, и вступил он на путь подвижничества.
Неожиданно для всех, по желанию государыни Бифукумонъин возвели на трон проводившего дни в затворничестве Четвёртого принца, что потом стал зваться государь-инок Го-Сиракава.
Во втором году Долгой Жизни — Кюдзю[151] государь Коноэ внезапно скончался. Печально — ведь ему было всего семнадцать лет! Не стоит и пытаться изложить в словах безутешную скорбь его родителей — принявших постриг государя и государыни. Новый государь-инок, которому представился такой случай, думал: «Если уж на престол не вернут меня, то он точно достанется хотя бы принцу Сигэхито!» — и ждал. Все люди в Поднебесной думали так же, — но тут, неожиданно для всех, по желанию государыни Бифукумонъин возвели на трон проводившего дни в затворничестве Четвёртого принца, что потом стал зваться государь-инок Го-Сиракава. И высокородные, и бедняки говорили, что государыня так решила из неприязни к Новому государю-иноку, поскольку не была его родной матерью. А ещё слышал я, что Четвёртый принц, хоть и был его единоутробным братом, но смог снискать благоволение государыни, всячески её обхаживая, и склонил к себе Первого государя-инока, втайне посещая его и утешая в скорби. Из-за этого-то обида Нового государя-инока стала ещё больше.
Зимой второго года Кюдзю Первый государь-инок направился в паломничество в Кумано. Когда он проводил ночь перед храмом Утверждения Истины — Сёдзёдэн[152], то в середине ночи дверь святилища открылась, и оттуда показалась чья-то белая, прекрасная видом небольшая левая рука, трижды поманила, и послышался голос: «Эй! Эй!» — таково было знамение божества, явившееся ему во сне.
Зимой второго года Кюдзю Первый государь-инок направился в паломничество в Кумано. Когда он проводил ночь перед храмом Утверждения Истины, во сне ему явилось божество.
В великом смятении государь рассказал о том проводнику-ямабуси[153] и приказал ему:
— Здесь должна быть хорошая прорицательница. Призови её, и пусть растолкует она божественную волю! — и тогда призвали жрицу-прорицательницу по прозванию Ивака-но ита[154], что была родом из земли Мимасака — лучшую жрицу в этих горах.
— Произошло странное дело. Сотвори гадание! — распорядился государь, и тут же, в час Тигра[155], она начала призывать божество-гонгэн[156], но вот перевалило за полдень, а божество всё не снисходило на неё. Время шло, все с волнением взирали на неё — и вот в какой-то миг наконец-то дух божества снизошёл на жрицу. Прорицательница повернулась лицом к государю и произнесла стих-пророчество:
Сказала так, подняла левую руку, трижды поманила и позвала: «Эй! Эй!»
«Воистину, это — слова божества!» — подумал государь-инок, тут же покинул своё почётное место и сложил в молитве руки перед собой:
— Об одном хочу спросить — что мне теперь делать? — спросил он.
— В будущем году непременно упокоишься. А после того в мире всё перевернётся! — такое было дано ему прорицание. Государь, а за ним и пребывавшие там сановники и придворные проливали слёзы, вопрошая:
— А когда именно в будущем году? — а жрица рекла:
— Значит, в конце лета или в начале осени! — молвил государь. Сановники и придворные в слезах уговаривали его:
— Что-нибудь можно придумать, чтобы избежать этого и продлить вашу жизнь!
Но он отвечал:
— Всякой жизни положен предел, обусловленный кармой прошлых рождений. Я тут ничего изменить не в силах!
Когда он сказал это, божество наконец-то покинуло жрицу. В сердце государя поселилась печаль, и возвращение во дворец прошло в унынии.
