Японские легенды о чудесах - [4]

Буддийские легенды — литература дидактическая. Дидактичны и ее герои. До появления «Нихон рёики» божество, «император», эпический герой удостаивались быть изображенными ввиду их мироустроительной или же исторической значимости. Для Кёкая те или иные люди значимы именно потому, что через них явлены основные закономерности человеческого существования. Они изображаются не потому, что они значимы сами по себе, но потому, что в них лучше, чем в ком-либо другом, воплощены качества, способные показать действенность и универсальность кармического воздаяния. Поэтому в «Нихон рёики» мало житий. Деяния сподвижников (Гёги, например) могут быть представлены в разных историях, но полное жизнеописание отсутствует, поскольку основной акцент здесь делается не на последовательности событий, характеризующих достоинства сподвижника, а на описании всеобщих принципов, которые управляют миром людей и проявляются через поведение конкретных индивидов в ситуациях, позволяющих наиболее полно выявить эти закономерности. В «Одзё гокуракки» и «Хокэ кэнки» «житийность» проявляется в гораздо большей степени, о чем, в частности, свидетельствуют и названия историй в этих памятниках. Если в «Нихон рёики» название свернуто и представляет сюжет истории, при этом опускаются имена персонажей, то в «Одзё гокуракки» и «Хокэ кэнки» в большинстве случаев названы лишь имена праведников («Одзё гокуракки») и их храмовая принадлежность или же место их проживания («Хокэ кэнки»).

Объектом внимания «Нихон рёики» становятся только те свойства человеческой натуры, которые могут повлечь за собой кармическое воздаяние. К ним относятся в первую очередь грехи и добродетели, зафиксированные в буддийских заповедях. В этом смысле «Нихон рёики» изображает не столько человека в целокупности его идейных и социальных отношений, сколько кармически маркированные параметры его бытия. Строгое самоограничение тем, сюжетов и выводов присуще также «Одзё гокуракки» и «Хокэ кэнки»: из общего потока информации о жизни выхватывается лишь то, что имеет касательство к переселению в рай или же чудесам о «Сутре лотоса», причем в отличие от Кёкая Ясутанэ и Тингэн тяготеют к положительным воспитательным образцам.

Как указывается в предисловиях, забота о просвещении потомков оказывается одним из основных движущих мотивов письменной фиксации разрозненных сюжетов. Мы, далекие потомки, безусловно, должны быть только благодарны за такое усердие, но все же чувство некоторой неудовлетворенности не покидает современного читателя, ибо очень многие вещи, которые авторам того времени казались слишком малосущественными и тривиальными, теперь уже узнать попросту невозможно. Тут есть хороший урок для современности, если она хочет полнее сохранить себя для будущего.

Итак, быт, повседневная жизнь, внешность людей и наших памятниках охарактеризованы минимально, поскольку помыслы авторов сосредоточены на главном, и при описании напряженно переживаемой драмы человеческого существования детали каждодневности обесцениваются. Поэтому же речи и поступки героев лишены какого бы то ни было оттенка легкомысленности. Совершенно недопустимы смех и фривольность, отмеченные в более поздних сборниках легенд и преданий буддийского толка, когда этот жанр обмирщвляется. Например, в сборнике «Удзи сюи моногатари», составленном в XIII в., рассказывается, как к одному царедворцу пришел просить подаяние монах. Он поведал, что решил отбросить желания и поэтому удалил их источник, дабы разорвать цепь перерождений. При обследовании оказалось, что источник желаний был спрятан в особом мешочке, сокрытом под волосами. Все присутствующие встретили это открытие громким смехом. Серьезность Солее ранних преданий становится легко объяснимой, если вспомнить, что для их авторов воздаяние — страшное или благое — могло быть явлено в любой момент. В историях «Нихон рёики» сделан акцент на воздаянии прижизненном, часто — немедленном: «Близок час воздаяния в этой жизни! Подумай о будущем и смягчись. Пусть сердце твое станет добрым», «Как можно не верить, что воздаяние близко и наступит в этой жизни?» и т. д. Для «Хокэ кэнки» и особенно для «Одзё гокуракки» более характерно воздаяние посмертное. Но вознесение в рай можно заслужить, лишь отбросив временное и преходящее. В эту категорию попадает и смех.

Потребность в этической оценке поступков людей, тотально маркирующей все социальные отношения в терминах «плохой» — «хороший», общая установка на дидактичность определяли и монохромность изображения человеческих характеров. В историях «Нихон рёики», «Одзё гокуракки» и «Хокэ кэнки» можно наблюдать начатки описания психологической жизни, но не полноценных характеров. Герои лишены неповторимо-личностных черт, характер укладывается в одно-два определения, и весь набор его черт жестко задан. Человек обычно описывается или грешником, или святым. Остальные персонажи, встречающиеся в повествовании, можно назвать вспомогательными, ибо их поступки, служащие фоном, на котором высвечиваются свойства главного героя, никак не осмысляются ввиду их этической нейтральности, и эти персонажи не становятся поэтому объектом воздаяния.