Япония в III-VII вв. Этнос, общество, культура и окружающий мир - [12]
Выкладки Накада Каору не удовлетворили многих. Хасимот» Масукити в основу своих расчетов положил обширные и скрупулезные подсчеты средней продолжительности правления как японских императоров и сёгунов, так и государей Китая, Кореи, древних Греции и Рима, России, западноевропейских держав, учитывая при этом эпоху, национальные традиции, характер наследования (прямой, непрямой) и т. п. В итоге он счел 20-летний срок правления* наиболее приемлемым в качестве основы для исчисления времени правления пяти государей древней Японии от Судзина до Тюая_ Привязку дат их царствований он осуществляет на базе сопоставления времени их воцарения или смерти, зафиксированного в японских источниках в виде циклических знаков, с абсолютными значениями последних по китайским летописям. По мере приближения к нашим дням расчеты Хасимото все уверенней корректируются фактическими сведениями источников [Hashimoto, 1956, с. 626–688] (см. табл. 1).
Существуют и другие схемы, основанные как на исчислении средней продолжительности правлений, так и на других методиках. Примером первой можно считать выкладки Ясумото Битэн, использовавшего вычислительную технику и определившего среднюю продолжительность правления древних и «легендарных» царей Японии в 10,3 года. При этом время правления Дзимму у него пришлось на 271–311 гг. (см. [Арутюнов, 1975, с. 11]).
Все эти рассуждения и вычисления не лишены остроумия и логического основания, если, конечно, принять за истинное число самих царей. Но и в разобранных случаях более надежна суммарная цифра продолжительности серии царствований, чем установление конкретных дат правления каждого царя. Большинство событий летописей, приуроченных к традиционной хронологии, все равно не удается привязать к новой.
Эта решающая трудность, по всей вероятности, проистекает из прискорбной множественности погрешностей самого разного рода и происхождения, которая в совокупности привела к создавшейся ситуации. В основе неясности хронологии нет системы, не заложено какой-либо одной ошибки (в пропуске или добавлении одного или нескольких 60-годичных циклов, царствования или группы царствований и т. п.). Уже в VIII в. имеющийся лоскутный материал, по-видимому часто не записанный и еще чаще не привязанный ни к какой дате, был искусственно и произвольно, ретроспективно размещен во времени. Только этим можно объяснить отсутствие или несовпадение в двух почти одновременно завершенных источниках даже основных дат жизни, смерти и царствования, возраста правителей, царей и императоров. С каждым годом, проходившим после этого, уменьшалась возможность восстановления купюр, уточнения ошибок и пропусков в датах. Вероятно, поэтому при написании политической истории Японии за эти века практически пользуются традиционной хронологией или же вовсе не указывают дат, а отмечают год правления того или иного царя (так поступаем и мы).
Глава 3. Окружающий мир
Корея
Географическая изоляция Японских островов — явление бесспорное и для истории страны первостепенное. В исследовательском отношении оно приобретает до известной степени значение негативное: признание этого факта как бы снимает внешнюю — для народа, его истории и культуры — среду, выводит страну из русла мировой истории и обращает взор исследователя исключительно на внутренние события. Пытаясь преодолеть подобную тенденцию, мы посвятили специальную главу окружающему Японию миру.
Хотя на первый взгляд события на материке в III–VII вв. вряд ли могли оказать существенное влияние на положение на Японских островах — вследствие трудности связей, взаимной незаинтересованности и неравенства уровней развития, — такой вывод преждевременен и во многом ошибочен. Немногочисленные письменные источники и более обильные археологические материалы свидетельствуют о взаимном интересе и о несомненном воздействии континентальной политики и культуры на жизнь Японского — архипелага. Безусловно, привязанность к континенту архипелага была меньше, чем, например, Корейского полуострова, но сама эта привязанность имела для Японии большее значение, чем изоляция, столь часто отмечаемая. Этот факт оправдывает наше внимание к делам на континенте [ср. Ishida, 1968].
Вплоть до конца VI — начала VII в. все происходящее на Корейском полуострове имело для японцев значительно большее значение, чем события в самом Китае. Поэтому прежде всего обратимся к корейским делам и рассмотрим их сквозь призму этнического, общественно-политического и культурного развития.
Этногенез корейцев известен довольно плохо. В древнейшем прошлом какую-то роль в нем сыграли палеоазиаты. В неолите сложились две локальные этнические области. Южная, более древняя, была связана с протоиндонезийским, малайским миром, что- подтверждается общностью сюжетов о рождении героев из яйца, культа черепахи и барабанов. Северная, более поздняя, уходила корнями в протоалтайский, тунгусо-маньчжурский мир; свидетельство этому — мифы о Чумоне и Тонмёне (героях-основателях Когурё и Пуё), сюжет о героях табунщиках и стрелках. С переходом к культуре металла (середина I тысячелетия до н. э.) сформировались специфические черты этих культурно-этнических областей и одновременно наметились пути к их сближению. Северная область развивалась в постоянном контакте с соседними племенами. Маньчжурии и Северного Китая, что способствовало интенсивному смешению, образованию скотоводческо-земледельческого хозяйства и ранней государственности (древний Чосон). Южная область вела более изолированное существование, мало контактируясь с северной и совсем не контактируясь со своей «прародиной». Поэтому этническое развитие на юге приняло более спокойный, возможно, застойный характер, общественно-политическое — отставало от се-вера, зато здесь распространилось рисосеяние. Но именно на этой базе сложилась культура, комплекс основных элементов которой проник в Японию и создал там предпосылки для появления культуры яёи.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.