Япония в годы войны (записки очевидца) - [53]
Мне довелось в начале марта 1944 г. принимать этих четырех советских моряков от японских властей. Зрелище было ужасным. Вместе с врачом посольства мы прибыли на Токийский вокзал. Наших моряков привели в служебный кабинет начальника вокзала. Они шли раскачивающейся походкой моряков, шли медленно, в один ряд, поддерживая друг друга. Видно было, что от усталости и болезни они едва держатся на ногах. Лица их исхудали и заросли щетиной. Трудно было поверить, что это молодые люди (троим из них едва перевалило за двадцать). Одеты моряки были в жалкие латаные лохмотья, на всех шапки-ушанки, в каких японские солдаты еще в годы интервенции воевали в Сибири.
Хотелось броситься навстречу этим мужественным людям, по-братски обнять каждого и расцеловать. Но мы сдерживали себя, выполняя положенную в таких случаях процедуру «приема – передачи» людей одним государством другому. Японцы на этот раз явно спешили поскорее избавиться от советских моряков. Вместо положенного акта о передаче нам подсунули железнодорожную накладную, доставленную сопровождавшим полицейским. Зная щепетильность японских чиновников, их особую приверженность к формальной стороне любого дела, мы были удивлены и подумывали, нет ли здесь какого-либо подвоха. Еще больше удивило появление с накладной в руках уже известного нашему читателю полицейского Номура. Как потом стало известно, именно Номура вел «расследование» дела о моряках «Колы», принуждал оказавшихся в беде советских людей признаться в шпионаже, пытался выведать сведения о советском флоте на Дальнем Востоке. Присутствовавший на передаче представитель японского МИДа вел себя как-то неуверенно, не брал на себя руководства процедурой.
Наши моряки держались скованно и угрюмо. Как выяснилось потом, они опасались, что будут переданы вместо работников посольства белогвардейским агентам. Моряки потребовали убедительных доказательств, что мы действительно официальные советские представители. Советскому паспорту они не верили, справедливо опасаясь его подделки. Мое положение оказалось нелепым. В конце концов я твердо потребовал выполнять мои указания, так как я являюсь советским консулом. Решительно и по-военному я опросил каждого, имеются ли претензии к властям, предложил предъявить книжки моряков. Это подействовало. Теперь моряки готовы были выполнять наши распоряжения. Получив приказание идти к машинам, чтобы следовать в советское посольство, радист Кириленко переглянулся с товарищами и кивком головы показал им на выход. И снова моряки зашагали в один ряд, крепко держась друг за друга, следя за тем, чтобы никто не отстал и никого не обидели.
В посольстве моряков приняли как героев. Посол и все свободные от дежурства сотрудники вышли их встретить во двор, поздравляли с благополучным завершением трагической эпопеи, с освобождением из японской неволи. После бани и необходимой медицинской помощи, когда моряки почувствовали себя среди своих товарищей, в посольской столовой произошла та необычная пресс-конференция, которую наверняка помнят все, кто жил в то время в посольстве. Мы восхищались мужеством и стойкостью советских моряков и гневно осуждали виновников случившегося.
После выздоровления советские моряки отбыли на Родину. Мне было поручено сопровождать их. Наш маршрут был таков: Токио, Симоносэки, Сеул, Харбин и далее до советской границы.
Из Токио выехали вечерним экспрессом. Всю дорогу моряки держались вместе. Грустные воспоминания не покидали их ни на минуту. То и дело кто-нибудь из них тяжко вздыхал, приговаривая: «Эх, „Кола“, ,,Кола“» Или с горечью восклицал: «И зачем больной Виктор Михайлович согласился выйти в море?» Речь шла о старшем помощнике капитана В. М. Алексееве, которого очень уважали моряки. Время от времени, беседуя со мной, Кириленко возвращался к первым минутам нашей встречи: «Вы нас извините, Михаил Иванович, что тогда на вокзале мы не сразу поверили вам, не подали руки. Думали, что японские полицейские подставили вместо наших людей каких-то белогвардейцев». Я в который уже раз заверял его, что не имею к ним претензий, что вели они себя тогда правильно.
Пока паром медленно двигался от Симоносэки к корейскому берегу, мы стояли на палубе и обсуждали события на фронте, обменивались впечатлениями о Японии. Старший механик Платонов затронул больной для дальневосточников вопрос о блокаде Японией советского флота в зимнее время. «Посудите сами, товарищ консул, – говорил он, – все северные проливы на Дальнем Востоке замерзают и в течение шести месяцев несудоходны. Сангарский пролив между островами Хоккайдо и Хонсю японское правительство закрывает для советских судов, поэтому для выхода в океан остается только Цусимский пролив. А он, видите, какой для нас коварный Выходит, что наш флот на Дальнем Востоке в течение полугода находится в блокаде и зависит от капризов японского правительства, помогающего в этой войне немцам».
Платонова поддержали другие моряки и снова, в который уже раз, воспроизвели картину потопления советского судна вражеской подводной лодкой. Ни у кого из них не было ни малейшего сомнения в том, что «Кола» была потоплена японской подводной лодкой. Они с гневом говорили о чудовищной провокации, задавали один и тот же вопрос: долго ли так будет продолжаться?
Вместе с Джанис Вы пройдёте от четырёхдолларовых выступлений в кафешках до пятидесяти тысяч за вечер и миллионных сборов с продаж пластинок. Вместе с Джанис Вы скурите тонны травы, проглотите кубометры спидов и истратите на себя невообразимое количество кислоты и смака, выпьете цистерны Южного Комфорта, текилы и русской водки. Вместе с Джанис Вы сблизитесь со многими звёздами от Кантри Джо и Криса Кристоферсона до безвестных, снятых ею прямо с улицы хорошеньких блондинчиков. Вместе с Джанис узнаете, что значит любить женщин и выдерживать их обожание и привязанность.
За две недели до тридцатилетия Марк Болан погиб в трагической катастрофе. Машина, пассажиром которой был рок–идол, ехала рано утром по одной из узких дорог Южного Лондона, и когда на её пути оказался горбатый железнодорожный мост, она потеряла управление и врезалась в дерево. Он скончался мгновенно. В тот же день национальные газеты поместили новость об этой роковой катастрофе на первых страницах. Мир поп музыки был ошеломлён. Сотни поклонников оплакивали смерть своего идола, едва не превратив его похороны в балаган, и по сей день к месту катастрофы совершаются постоянные паломничества с целью повесить на это дерево наивные, но нежные и искренние послания. Хотя утверждение, что гибель Марка Болана следовала образцам многих его предшественников спорно, тем не менее, обозревателя эфемерного мира рок–н–ролла со всеми его эксцессами и крайностями можно простить за тот вывод, что предпосылкой к звёздности является готовность претендента умереть насильственной смертью до своего тридцатилетия, находясь на вершине своей карьеры.
Часто слышишь, «Если ты помнишь шестидесятые, тебя там не было». И это отчасти правда, так как никогда не было выпито, не скурено книг и не использовано всевозможных ингредиентов больше, чем тогда. Но единственной слабостью Таппи Райта были женщины. Отсюда и ясность его воспоминаний определённо самого невероятного периода во всемирной истории, ядро, которого в британской культуре, думаю, составляло всего каких–нибудь пять сотен человек, и Таппи Райт был в эпицентре этого кратковременного вихря, который изменил мир. Эту книгу будешь читать и перечитывать, часто возвращаясь к уже прочитанному.
Первая часть книги Л.Млечина «Алиби для великой певицы» (из серии книг «Супершпионки XX века») посвящена загадочной судьбе знаменитой русской певицы Надежды Плевицкой. Будучи женой одного из руководителей белогвардейской эмиграции, она успешно работала на советскую разведку.Любовь и шпионаж — главная тема второй части книги. Она повествует о трагической судьбе немецкой женщины, которая ради любимого человека пошла на предательство, была осуждена и до сих пор находится в заключении в ФРГ.
Театральный путь Алексея Владимировича Бородина начинался с роли Ивана-царевича в школьном спектакле в Шанхае. И куда только не заносила его Мельпомена: от Кирова до Рейкьявика! Но главное – РАМТ. Бородин руководит им тридцать семь лет. За это время поменялись общественный строй, герб, флаг, название страны, площади и самого театра. А Российский академический молодежный остается собой, неизменна любовь к нему зрителей всех возрастов, и это личная заслуга автора книги. Жанры под ее обложкой сосуществуют свободно – как под крышей РАМТа.
Перед вами необычайно смешные мемуары Дженни Лоусон, автора бестселлера «Безумно счастливые», которую называют одной из самых остроумных писательниц нашего поколения. В этой книге она признается в темных, неловких моментах своей жизни, с неприличной открытостью и юмором переживая их вновь, и показывает, что именно они заложили основы ее характера и сделали неповторимой. Писательское творчество Дженни Лоусон заставило миллионы людей по всему миру смеяться до слез и принесло писательнице немыслимое количество наград.