Япония в эпоху Токугава - [9]

В XV в. появились и сооружения особого назначения — чайные павильоны. Чайная церемония и многие другие виды искусства (например, театр Но), возникшие в эпоху Муромати (1338–1573), получили развитие в последующий период Момояма (1573–1615)[45].

Итак, период XIV–XVI вв. был очень разноликим по своему содержанию. С одной стороны — политическая нестабильность, борьба за власть, рост могущества отдельных феодалов, которые были фактически независимы и вели самостоятельную внешнюю политику (например, князья юго-западных прибрежных районов имели самостоятельные сношения с Кореей и Китаем).

С другой стороны — прогресс в хозяйственной деятельности, изменения в социальной сфере и удивительное развитие культуры. Можно сказать, что этот период был своего рода переходной эпохой к качественно новому этапу в истории Японии, получившему название кинсэй.

На пути к созданию централизованного государства

Центробежные тенденции, появление которых можно отнести к XII в., особенно усилились в XVI в. Хотя сёгуны из дома Асикага формально считались верховными правителями, и в одном из районов Киото, в Муромати, существовало центральное правительство, но власть бакуфу фактически распространялась лишь на области, расположенные вокруг столицы. В масштабах страны правительство в Муромати имело значение лишь в той мере, в какой его поддерживали те или иные могущественные даймё. Со своей стороны, сёгуны пытались вмешиваться в борьбу могущественных домов, стремясь использовать распри между ними для усиления собственной власти.

К 40-м гг. XVI в. сэнгоку даймё владели значительными территориями, власть некоторых из них распространялась на несколько провинций. По мере того как росла их военная сила, усиливалась и борьба между ними за расширение владений. Дом Такэда сражался против дома Уэсуги, Оути — против Мори, Уэсуги — против Нагао, Акамацу — против Ураками[46]. В эту борьбу включились мелкие и средние даймё, поскольку последним реально угрожала опасность поглощения со стороны сильных соседей. В ходе этой длительной междоусобной борьбы давно канул в забвение идеальный облик самурая, который должен был быть не только сильным и храбрым, но и чувствительным и милосердным. Война сокрушила все морально-этические нормы, и ее участники не останавливались ни перед убийствами, ни перед предательством.

В ходе междоусобных войн выдвинулись три фигуры, которых часто называют «объединителями Японии», хотя первый из них, Ода Нобунага, такой задачи в начале своего пути, судя по всему, не ставил. Но так или иначе, именно Ода Нобунага (1534–1582), Тоётоми Хидэёси (1536–1598) и Токугава Иэясу (1542–1616) предприняли целый ряд политико-административных, социальных и экономических начинаний и тем самым начали процесс создания централизованного государства, получивший затем свое завершение в эпоху Токугава.

Нобунага, Хидэёси и Иэясу отличались друг от друга своим социальным происхождением, возрастом, характером, темпераментом. У них была и разная тактика в достижении поставленных целей. Но их роль в истории Японии несомненна, о чем свидетельствует и тот факт, что историки по-разному датируют окончание периода сэнгоку дзидай и начало следующего периода кинсэй, связывая это с определенными датами в их биографиях.

Ода Нобунага

Ода Нобунага появился на политической арене в один из драматических периодов японской истории. Путь этой неординарной личности, масштаб которой не смогли до конца понять и оценить многие из его окружения, определили многие объективные и субъективные факторы, и оценивать ее следует с позиций той эпохи, в которую он жил.

Трагический конец жизни Нобунага — вынужденное самоубийство в лучших самурайских традициях — создал вокруг него некий ореол, хотя он был типичным сэнгоку даймё, во имя достижения власти убиравшим со своего пути даже ближайших родственников. Так, Нобунага убил своего младшего брата Нобуюки, обвинив его в тайных связях со своими врагами, и некоторых других членов семьи, хотя бы потенциально представлявших угрозу его власти[47]. Но такую жестокость можно объяснить и страхом перед предательством, которое было обычным делом в период сэнгоку дзидай. Нобунага обладал необузданным характером, он насмехался над житейскими нормами, ненавидел всяческие формальности, не верил ни синтоистским, ни буддийским богам и, по выражению Вакита Осаму, много писавшего о Нобунага, с упоением играл свою роль на подмостках войны, прожив жизнь, как одно мгновенье[48].

История сохранила для нас свидетельство человека, много раз встречавшегося с Нобунага. Португальский миссионер Луиш Фроиш, проживший в Японии 34 года, описывал его следующим образом:

«Это был человек среднего роста, хрупкого телосложения, с редкими усами и высоким, приятно звучащим голосом. Он был честолюбив и высокомерен, но любил справедливость, не оставлял без наказания оскорбления, кем бы они ни наносились. В то же время он был общителен и проявлял милосердие. Спал мало. Рано вставал. Ему было чуждо корыстолюбие. Он действовал всегда скрытно. Был очень ловок и искусен в военных делах, резок и несдержан в гневе, но отходчив. Он почти никогда не следовал советам подчиненных. Все относились к нему с уважением и почтением, хотя и очень боялись. Вина не пил, был умерен в еде, необыкновенно прост в поведении. Презирал японских императоров и князей, ни во что не ставил богов и идолов, не верил ни в какие пророчества и суеверия. И хотя сам принадлежал к буддийской секте Нитирэн, тем не менее твердо считал, что нет ни бога, ни бессмертия души, ни потусторонней жизни»