Япония. От сегуната Токугавы - в ХХI век - [7]

Звук колокола в Гион Содза эхом отдается в мимолетности всех вещей;

Оттенок тиковых цветов являет правду нам, что за расцветом ждет упадок.

Гордыни век короткий, она подобна сну весенней ночью,

Могущество падет, оно — лишь пыль, гоняемая ветром^{1}.

В середине XVI столетия была наполнена горем жизнь и тех японцев, которые обитали в небольших замкнутых селениях. Для них внешний мир начинался всего в нескольких шагах за деревенской околицей, и всем необходимым они должны были снабжать себя сами. У некоторых семей было достаточно земли для того, чтобы ощущать себя вполне комфортно. Однако большинство мужчин и женщин проводили бесконечные дни в тяжелом труде. Они сами выращивали для себя зерно, шили себе одежду и изготавливали инструменты, необходимые для выживания. Они жили в домах-мазанках и носили грубую одежду, материалом для которой были конопляные или иные растительные волокна. Жизнь их была короткой и ограничивалась обычно поисками средств к существованию. Беспросветная череда месяцев прерывалась лишь сезонными праздниками — весной японцы просили у богов благосклонности, осенью они благодарили их за урожай. Иногда в деревню мог забрести торговец, чтобы предложить ее обитателям на продажу или на обмен морскую капусту, соль или другие товары, которые крестьяне не могли вырастить или смастерить самостоятельно. Он также приносил с собой рассказы о захватывающих и таинственных событиях, происходивших в далеком Киото.

Однако сквозь это отчаяние, вызванное войной, постепенно начали пробиваться ростки возрождения. Это отмечали первые европейцы, прибывавшие к берегам японских островов в последние десятилетия XVI — начале XVII вв. Португальский купец Хорхе Льварес, посетивший Японию в 1546 г., был первым европейцем, составившим ее описание. Он отзывался о ней как о «красивой и приятной стране с большим количеством деревьев, таких как сосна, кедр, слива, вишня, лавр, каштан, грецкий орех, дуб и бузина. Там также произрастают многие плоды, которые невозможно найти в нашей стране. Они выращивают такие же овощи, как и у нас, в Португалии, за исключением салата-латука, капусты, кориандра и даже мяты; все остальное у них есть. Они также выращивают розы, гвоздики и многие другие душистые цветы, равно как и сладкие и горькие апельсины, цитроны, гранаты и груши»^{2}. Полвека спустя уроженец Флоренции Франческо Карлетти подтвердил, что «страна эта очень приятна для глаз и производит большое количество риса и пшеницы, а также все виды хлебных злаков, овощей и фруктов». Алессандро Валиньяно, иезуит, родом из Неаполя, дважды приезжал в Японию, где находился с 1579 по 1582 и с 1590 по 1592 г. Он был восхищен простыми обитателями Японии — мужчинами и женщинами. «Они очень способны и умны», писал Валиньяно, а также «культурны»: «Даже простой народ и крестьяне хорошо воспитаны и настолько учтивы, что создается впечатление, что они обучались этому при дворе. В этом отношении они превосходят не только все остальные восточные народы, но и европейцев».

Ко времени передачи Иэясу эдикта о назначении его сёгуном, не в меньшей степени, чем в сельской местности, признаки возрождения были заметны и в Киото. На великолепных живописных свитках «Сцены в Киото и вокруг него», выполненных в конце XVI — начале XVII вв., перед нами предстает наполненный жизнью город. На одной из картин изображены мужчины и женщины, старые и молодые, — аристократы, самураи, священники, торговцы, ремесленники, нищие, — высыпавшие на улицы Киото, чтобы поглазеть на процессию платформ, украшенных сценами из японской истории и мифологии. Процессия платформ была кульминацией Гиона — праздника в честь бога, защищавшего город от чумы, — и люди стояли на всем пути их шествия. Некоторые самураи расположились с разнообразной снедью на берегах реки Камо. Из своей процветающей лавки, расположенной на улице Сидзо, за процессией наблюдает купеческая семья — отец, мать, трое маленьких детей и дедушка. Немного дальше утонченные дамы-аристократки смотрят на происходящее, стоя под разукрашенными воротами своего дома. Повсюду видны люди, остановившиеся поболтать с друзьями или соседями либо наслаждающиеся едой. Самураи покупают дыни у уличного торговца, сидящий на коленях слуга предлагает чай и закуски гостям храмового священника, а мужчина, одетый в одну только набедренную повязку, улыбаясь сам себе, готовит филе морского леща.

Возрождение Киото говорит о большом запасе прочности, которым располагала Япония в прошлом. Подобно тому, как город выжил во всех катаклизмах XVI столетия, так и императорский дом выдержал и сохранился в качестве незыблемого источника легитимизации политической власти. И в 1603 г. трон поручил дому Токугава две задачи — навести порядок в стране и оказывать содействие в управлении ею. Но несмотря на сильное влияние истории, предыдущие модели не могли вновь в точности воспроизвести себя. Иэясу и его преемники в должности сёгуна создали то, что современники назвали Тайхей — «Великий мир», что сделало возможным введение новшеств в экономике, культуре и социальных отношениях. Первоначально Иэясу располагал незначительным объемом власти. Однако на протяжении XVII столетия сёгуны Токугава решительно укрепляли свои позиции, восстанавливая порядок из хаоса и создавая сложные механизмы управления, которые позволили приобрести им беспрецедентную гражданскую власть. Сделав это, они создали такие условия, при которых каждый класс японского общества претерпел громадные изменения. И в 1868 г., когда последний Токугава покинул свой пост, Япония очень сильно отличалась от той страны, которую принял Иэясу в 1603 г. За эти два с половиной столетия производство сельскохозяйственной продукции увеличилось в несколько раз, по всей стране выросли сотни новых городов, появились новые социальные классы. В конце периода их правления торговля процветала, а уровень жизни населения Японии был одним из самых высоких в мире. В это же время ученые и наставники сформулировали новые правила социального поведения, а среди торговцев и мастеровых в городских центрах стали популярными новые развлечения и культурные достижения — кабуки, поэзия хайку, гравюры по дереву — то, что стало считаться существеннейшими элементами японской культуры.