«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в. - [87]
Для поддержания должного порядка, повиновения и предотвращения преступлений голова наделялся немалыми судебными полномочиями. «А будет лучится стрелцу на стрелце искать, и Дмитрею их судить во всяких управных делех, опричь розбою и татбы и с поличными; а на татбе и в розбое и с поличным судить воеводам, а Дмитрею с воеводами быти на суде туто ж». Нарушителей порядка и дисциплины стрельцов голова имел право своей властью наказывать «смотря по вине, в тюрму сажать и батоги бить, кто чего доведется»[581].
Вообще, порядку судопроизводства, размерам взимаемых судебных пошлин[582] и всему, что связано с отправлением правосудия, в наказах стрелецким головам отводилось немалое место.
Про то, что голова обязан был прибирать в убылые места новых стрельцов «волных охочих людей, от отцов детей, и от братьи братью, и от дядь племянников, добрых и ревых, из пищалей бы стреляти горазди»[583], мы уже писали прежде, когда вели речь о порядке набора и комплектования стрелецких подразделений, поэтому сразу перейдем к концу наказа. А в завершение наказа новоиспеченному голове напоминалось о том, что «где ему Дмитрею государь царь и великий князь Михайло Федорович всеа Русии велит быть на своей государевой службе, и Дмитрею своего приказу с стрелцы государева служба служить, против его государевых неприятелей стоять и битись с ними, сколко Бог помочи подаст; а над стрелцы смотрить и беречь накрепко, чтобы у них в государеве службе везде было неоплошно»[584].
В общем, можно смело сказать, что стрелецкий голова для своих подчиненных был в одном лице и царь, и Бог, и воинский начальник, и рядовые стрельцы всецело находились в его власти, которую он получил от государя, — административной, судебной и военной.
Но и ответственность, которую нес перед государем и его воеводами голова, тоже была весьма и весьма немалой. А список «вин» стрелецкого головы, за которые должны были последовать опала и жестокая казнь от государя, был весьма и весьма длинен. «А не учнет Иван стрелцов от воровства и ото всякого лиха унимать, — говорилось по этому поводу в наказе Ивану Ендогурову, — или кого он из стрелцов без государева указу выпустит или отставит по посулом, или учнет из службы стрелцов на торговли или на добычи где нибудь отпущать, или новоприборных в болшие оклады писати, для своей корысти, по посулом (выделено нами. — В.П.), или учнет на себя и на сотников заставливати каких дел делать без найму, или беглых стрелцов порутчиком в вычетных денгах учнет норовите, или теми денгами сам учнет корыстоваться, или стрелцы учнут каким воровством воровать; или по кабакам и по корчмам ходить его Ивановым и сотничьим небереженьем (значит, в своей сотне сотник должен был выполнять примерно те же обязанности, что голова в своем приказе/приборе. — В.П.) или поноровкою; и Ивану от государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Русии за то быти в великой опале и в казни»[585].
Теперь же, когда мы обрисовали в общих чертах круг обязанностей и степень ответственности стрелецкого головы за состояние дел во вверенном его попечению приказе/приборе, опустимся на уровень ниже и обратимся к стрелецким поручным записям. Прежде уже не раз мы цитировали эти любопытные документы (жаль только, что от XVI — начала XVII в. их сохранилось всего ничего), однако и те, что остались и дошли до наших дней, позволяют в полной мере представить себе, что представляла из себя стрелецкая служба и что ожидали от прибранного «новика» государь и его alter ego — стрелецкий голова. Чтобы не повторяться, возьмем поручную запись, которую мы почти не использовали прежде, — ручательство старослужащих белозерских стрельцов по новоприбранному стрельцу Орефье Иванову сыну Москвитину (напомним, что Орефья записался во стрельцы в сложное для Русского государства и общества время — в 7121 г. (1612/13), когда Смута была еще в полном разгаре. Отсюда и некоторое своеобразие поручной записи и отдельных ее формулировок, хотя не стоит сомневаться в том, что за основу ее были взяты более ранние поручные записи).
Итак, на что добровольно подписался Орефья Москвитин, чего ожидали от него его наниматели и за что ручались поручители? Прежде всего Орефья обещал, а его поручители гарантировали, что он будет поставленных над ним голову и сотника «во всем слушати» и «на Белеозере и в Белозерском уезду государевы и мирские земские службы служити (оговорка насчет мирских земских служб отнюдь не случайна — государя в Москве не было, центральная власть переживала глубочайший кризис и, по существу, перестала существовать, и земские органы самоуправления, ставшие при Иване Грозном младшим партнером верховной власти, взяли на себя управление на местах, выступая, выходит, от имени государя. — В.П.)…»[586].
В чем же заключались государева и мирские и земские службы стрельца? А вот в чем — перво-наперво «в походы под городы и по засекам ходити, и с полскими и с литовскими и с немецкими людми и с русскими воры и иных государьств с воинским людми битися до смерти». Затем новоприбранный стрелец обязывался «в Литву и в Немцы и в иные ни в которые государьства и в воровские полки не отъехати и неизменити, и с полскими и с литовскими и с немецкими и с рускими воровскими людми не знатись, писмом и словом не ссылатись и не лазучити (стоит заметить, что в других поручных записях список «государьств», куда обещался стрелец «не отъезжать», расширяется за счет Крыма
