«Янычары» Ивана Грозного. Стрелецкое войско во 2-й половине XVI – начале XVII в. - [84]
Однако, похоже, эта идея не получила развития — и сам Пересветов жаловался на то, что его прожект не был оценен должным образом, и в источниках нет упоминаний о том, что на поле боя русские стрельцы и казаки стреляли из-за подобного рода «щитов макидонсково оброзца». Однако этого не скажешь об осадах городов и крепостей. С давних пор русские ратники при штурме городов использовали т. н. «примет», посредством которого засыпались рвы, поджигались стены и под прикрытием которого штурмовые колонны шли на приступ — как это было, к примеру, во время упоминавшейся ранее 1-й осады Смоленска Василием III, когда псковские пищальники-охотники и посоха попробовали взобраться на смоленские валы. Вполне возможно, что в состав примета входили разного рода фашины, мешки с шерстью и большие деревянные щиты-мантелеты[562]. Во всяком случае, фраза из разрядной книги, описывающая эпизод из 3-й осады Казани в 1552 г., позволяет это утверждать: «И стрельцы великого князя и пищальники заметали ров у города Казани хворостом з землею (т. е. тем самым приметом. — В.П.) и скоро взошли на стены великою силою и поставили щиты (выделено нами. — В.П.), и билися на стене день и ночь до взятия города»[563]. Снова мантелеты упоминаются в «Записной книге Полоцкого похода». 8 января 1563 г. на военном совете в Великих Луках Иван Грозный «велел зделати размыслу и фрязом щиты, с которыми идти перед туры и туры за ними ставити»[564].
Помимо щитов-мантелетов, стрельцами во время осад использовались заранее заготовленные туры и колья для возведения частоколатына. «И приказал государь дворовым воеводам и в все полкы послати велел, — сообщал русский книжник, составитель официальной истории взятия Казани, — чтобы в всей рати приготовили на 10 человек туру да всяк человек бревно на тын уготовал»[565]. Аналогичное указание было дано и в начале осады Полоцка в 1563 г. («и приказал государь царь и великий князь скозати князем и дворяном, и детем боярским в своем полку и о все полкех по своему царьскому приговору, штоб у них у всех готовы бы ли туры, на десять человек тура», и когда туры были установлены, «у туров стояли дети боярские… и стрелцы и козаки, и голова Василей Пивов да Иван Мячков с стрелцы с своим прибором, и отаманы, и козаки»[566]).
Во время осад стрельцы (и казаки) не только применяли мантелеты и туры, но также активно закапывались в землю, устраивая стрелковые ложементы, из которых прицельным огнем «снимали» со стен неприятельских бойцов. Так, 31 января 1563 г., в самом начале осады Полоцка, «на Двину царь и великий князь послал противу острогу и посаду (полоцких. — В.П.) голову стрелецкова Ивана Голохвастова с его приказом стрелцы со всеми, и велел закопатца по берегу Двины реки и стреляти по посаду и по острогу»[567]. Образ укрывающихся «в закопех» и побивающих казанцев из пищалей и луков стрельцов и казаков не сходит со страниц как официальной истории взятия Казани, так и неофициальной[568].
Остается вопрос о применении стрельцами на поле боя разного рода частоколов, надолоб и т. п. препятствий. В сражении при Добрыничах московские стрельцы, готовясь встретить атакующую конницу самозванца, заранее, как писал голландец Исаак Масса, «сложили шанцы из саней, набитых сеном, и залегли за ними»[569]. Здесь мы видим пример того, как стрельцы «одернулись», используя то, что было у них под рукой, — обозные сани. Выстроив из них оборонительный вал, они спокойно, как на учениях, расстреляли накатывавшуюся на них конную неприятельскую волну. В дневнике Я. Сапеги в описании сражения между его полками и войском князя М.В. Скопина-Шуйского под Калязином в августе 1609 г. отмечается, что «главный полк (Шуйского. — В.П.) стоял за рвом и кобылинами» («walny pulk stal za rowern i kobylinami»)[570]. Что представляли собой эти «кобылины», можно понять, если обратиться к упоминавшейся нами прежде картине польского художника Ш. Богушевича, сопровождавшего гетмана С. Жолкевского и ставшего очевидцем сражения при Клушино в 1610 г.
На этом полотне, на котором художник отобразил свои впечатления от увиденного, русская пехота (стрельцы) стоит в боевом порядке за пределами вагенбурга, имея перед собой нечто вроде частокола, а справа от себя — рогатки. И если частокол можно увязать со старой традицией, то применение рогаток можно связать с теми новшествами, которые благодаря иностранным инструкторам внес в практику обучения и подготовки своих войск князь М.В. Скопин-Шуйский. И не появление ли «испанских рогаток» отодвинуло в прошлое гуляй-город?
Подытоживая все вышесказанное, отметим, что, судя по всему, комплекс вооружения стрелецкого войска сложился не сразу. Его главный компонент, пищаль/ручница изначально играла доминирующую роль в стрелецкой «паноплии», тогда как холодное оружие по отношению к ней имело второстепенный, оборонительный характер. И топор, и сабля нужны были стрельцам для самообороны, «ручного сечения» с неприятелем, который сумел дойти до стрелецкого строя и преодолеть защитные сооружения перед ним. Татары, которые на протяжении первых десятилетий существования стрельцов были главными противниками Русского государства, не стремились испытывать судьбу в «прямом деле» и уклонялись от «ручного сечения», а невысокая, по сравнению с русскими, оснащенность татарского войска огнестрельным оружием делала вполне эффективным против него такой экзотический вид полевой фортификации, как гуляй-город. Не то дело с польско-литовской и шведской армиями, обильно оснащенными как тяжелым, так и ручным огнестрельным оружием. Как результат, мы видим в конце XVI — начале XVII в. постепенное перевооружение стрелецкой пехоты с ручниц с фитильными замками на самопалы с замками ударно-кремневыми. Практически одновременно начинаются эксперименты с довооружением стрельцов иными видами оборонительного вооружения — теми же бердышами (сперва протобердышами, а затем и настоящими) и копьями (рогатинами), а также новыми видами полевой фортификации. В общем, если сказать, что комплекс стрелецкого вооружения был достаточно эффективен, а хорошо обученный и мотивированный стрелец, вооруженный современным на тот момент оружием, был опасным противником, то в этом не будет сильного преувеличения. Грамотное тактическое использование стрелецкого войска с учетом его сильных и слабых сторон определяло исход «прямого дела», в которое оно оказывалось втянуто.
