Янтарное имя - [19]

Вот только как объяснить сие этому упертому отцу Эллери, что так горд титулом инспектора, личного посланника самого Великого Инквизитора Кастеллы? Да они там, у себя в столице, небось, забыли, когда живого киари видели, вот и не могут отличить его от демона! А у нас этих киари, слава Всевышнему, до сих пор – под каждым кустом, и поди запрети бабам с ними ложиться! За всеми не уследишь….

Растар тяжело вздохнул. А ведь как пить дать, отплатит ему Эллери за все его заботы тем, что накатает в верховный капитул отчет «о недостаточном инквизитора Олайи усердии по искоренению ведовства бесовского». Разве что умилостивить его показательным аутодафе? Да только где ж его взять – Каттину, что с инкубом жила, уже два месяца как плетьми на Соборной площади выдрали, и с тех пор – ничем-ничего….

Узкая улочка вывела Растара и Эллери к набережной Нараны – злые языки поговаривали, что река прозвана так за цвет воды, а вовсе не за апельсиновые сады где-то там ниже по течению. Вдоль берега росли полинявшие от зноя тополя, а под ними имелась пара каменных скамей, на одну из которых и присели отдохнуть господа инквизиторы. Растар на всякий случай ниже надвинул капюшон такой же, как у Эллери, квентинской рясы: это столичного инспектора никто здесь не знает, а ему вовсе ни к чему привлекать к себе лишнее внимание.

Неожиданно Эллери резко, как настороженная пастушья собака, повернул голову влево. Растар проследил направление его взгляда…. По горбатому мостику через Нарану шла женщина лет двадцати восьми с виду, одетая как санталенская крестьянка: длинная льняная рубаха-платье, поверх – блио из коричневой шерсти. Подол рубахи до колен и рукава до локтей были сплошь покрыты искусной вышивкой в зеленых тонах, изображающей цветы и травы. На плече женщина несла объемистую торбу, связанную из полосок разноцветной шерсти, а в руке – пучок какой-то травы.

Высокая, сильная, с густыми черными волосами до плеч и уверенными движениями, не стесняемыми простой одеждой, она, конечно, мало походила на привычных Эллери горожанок Севера – хрупких, скованных, упрятанных под покрывала….

– Скажете, и это не ведьма? – Эллери раздраженно повернулся к Растару. – Горе городу, по которому бесстыдно разгуливают такие женщины, выставляя свою красоту напоказ, да еще и с колдовскими знаками на одежде….

– Ну это уж вы перегнули палку, отец Эллери, – не выдержал Растар. – Таких браслетов да подвесок вам любой деревенский кузнец из медной проволоки за час целую кучу наделает. Вышивка непривычная, это да, но почему бы женщине не украсить свою одежду, если Господь дал ей глаза, чтоб увидеть, и руки, чтоб воссоздать Его же творение? Или, по-вашему, носить украшения – смертный грех, а вышивать должно лишь покровы на церковный алтарь?

– Может, это и так. Но если женщина столь очевидно не скромна и не богобоязненна, поневоле предположишь….

– А вы не предполагайте, отец Эллери, – не без язвительности отпарировал Растар. – Вы лучше отца Сандера порасспросите, как она у него в церкви травы свои святит. Это деревенская знахарка, а не знатная горожанка, чтоб ходить под вуалью да мелкими шажками.

– Так вы ее знаете, брат Растар? – в голосе Эллери промелькнуло какое-то сомнительное неодобрение.

– Да кто ж в Олайе не знает Льюланну из Санталена! За четыре месяца, почитай, полгорода исцелила. И не ведовством бесовским, как вы любите выражаться, но лишь освященными травами и молитвой Господней. Насколько я помню, столь чтимый вами Эвтихий Кильседский не видит никакого греха в таком исцелении, пусть даже совершено оно лицом не духовным.

Поименованная Льюланна меж тем прошла совсем близко от святых отцов, овеяв их едва уловимой полынной горечью, пересекла набережную наискось и скрылась в трактире, на вывеске которого был изображен почему-то рогатый орел. Но тем уже, по сути, не было до нее никакого дела – они снова нашли повод для богословского спора, толком не умолкавшего все время пребывания Эллери в Олайе.

– В лесу, верно, покрывало только помеха – но ведь она ходит так по городу, соблазняя красой своей простых верующих….

– Не забывайте, отец мой, красота людская тоже творение Господа на радость нашему взгляду и сердцу. И если же кто не способен наслаждаться лишь глазами и непременно желает большего, то не женщину стоит ему винить, но лишь собственную слабость и нестойкость.

– Но достойно ли самой становиться орудием дьявольского искушения? Вот и Эвтихий Кильседский в своих «Райских плодах» пишет, что женщина есть создание, что ни в добре, ни в зле не может держать золотой середины….

– Ну если уж на то пошло, то же самое он сказал и о священниках….

Солнце медленно, но верно клонилось к закату. Эллери и Растар, не прерывая своего высокоученого диспута, поднялись, чтобы продолжить путь домой. В этот момент распахнулась дверь «Рогатого орла», и оттуда снова появилась знахарка Льюланна, но на этот раз под руку с высоким и очень привлекательным на вид человеком с копной медовых волос, прикрытой потертым бархатным беретом. Поверх его небрежно накинутого черного плаща висела гитара на шнурке. Ничего особенного в нем не было – обычный бродячий менестрель, но Эллери, едва завидев его, со свистом втянул в себя воздух и застыл, как соляной столп.