Янтарная сакма - [8]
Хоть парни и были новой веры, но древлянскую веру крепко помнили. «Клятву на отца» в древности давали смертную. Порушишь клятву — сам своего родителя и зарубишь. Или брата его, или любого мужика ихнего рода, если родитель уже помер. Справедливая была вера, старая, крепкая!
В Пскове уже почуяли неладности в Москве. И перво-наперво не повезли туда на отдачу посошную дань[16]. Оставили себе. Потом разом запустили в город больше сотни литвинских, немецких и датских купцов. Литвины — ладно, они торговали тканями да разной обувкой. А вот немцы и даны понавезли во Псков исключительно хмельной товар. Вино и пиво. А тайком продавали и белое вино, горячей, жидовской возгонки — стали делать то, за что московский князь головы лишал одним сабельным махом.
А на улице с бочек торговать не станешь. Посыпались тайком в кошли псковских старшин да письмовних дьяков серебряные деньги. И немалые. И тотчас открылись в городе иноземные питейные дома. А из такого дома благостным человеком не выйдешь — свиньёй выползешь. Значит, для успокоения пьяной души надобно возле питейных домов ставить храмы.
Но вот же беда: немцы даны, да литвины буевы не умеют ставить православных храмов! А ставят храмы католические — правда, за каждый гвоздь или камень платят сами, своим же мастерам. Идёшь по городу Пскову, а на каждом углу герекают на чужом языке. Тьфу! И ксендзы ходят совсем открыто, не таясь, нарочно крестят каждого псковского своим подлым крестованием. Своя же жизнь и торговля встала как конь в тесном станке, когда коню подковы меняют. В том станке не лягнёшь, не взбрыкнёшь...
Бусыга, едва год прошёл, как от Смоленска с тетрадью пришли, по осени навестил Великий Новгород. Там тоже росла иноземная винная и пивная продажа, а новгородские купцы жили широко, денежно. Им в охотку давали заёмные деньги, а кто давал — про то новгородцы даже в сильном подпитии молчали. Бусыга узнал процент отдачи с тех денег и перестал якшаться с кредитованными торговцами. Ибо дело это было грязное, галерное — брать взаймы под тот жидовский процент. Два года покатаешься, как колобок в масле, а на третий год станешь толкать или тянуть весло на турецкой галере — это как посадят, на какую цепь прикуют. Жиды в охотку торгуют русскими рабами на Туретчине. А турки в охотку покупают русских...
Вернулся Бусыга в Псков тихий, задумчивый... А тут ему Проня преподнёс непонятный случай:
— Я, Бусыга, в голоштанном детстве бегал по лужам да по огородам с Митькой Помариным. У него отец, помнишь, у рыбарей подрядчиком был, на Чудском озере, да утоп нечаянно? ...Так вот, днями встретил я того Митьку Помарина, а он, подлец, уже сильно грамотный и в Чудском монастыре сидит переписчиком летописей. При нём бумага, чернила и даже есть чего выпить... Выпили мы с ним малость, и я, вот же чудной случай, поведал ему про тетрадь Афанасия Никитина. Мол, надо бы её переписать, чтобы, значит, когда по обету отдадим тетрадь московскому князю, чтобы и у нас память осталась... об умершем купце... Ты чего?!! — последнее Проня проорал уже с пола, больно стукнувшись от кулака Бусыги об скамейку.
— Где тетрадь?!
— Ты чего, а? — Проня попытался встать и снова грохнулся на пол.
— Жаль, стервец, что отца у тебя нет. И никого мужиков в твоём роду нет! — заорал Бусыга, наматывая на кулак свой кожаный пояс, утяжелённый, для случая, бронзовыми бляхами. — Значит, мне придётся тебя сейчас резать!
— А я обет «на отца» не давал. — Проня поднялся с пола. — Но голову тебе сейчас поправлю...
Через неделю, когда у обоих сошли синяки, оба пошли в Чудской монастырь. Только вот монаха-переписчика Митьку Помарина там не застали.
— Утёк, видать, Митька, — тихо сообщил келарь, вздохнул скорбно и добавил: — Шептал тут Митька нашей братии, что клад нашёл. И за тот клад выручит немалые деньги, когда во Псков придут купцы от франков или от польских менял... А на Польше ведь тоже большое скорбное дело, христиане. Там в мучениях помирает король Казимир...
— Нам этот король, — прошипел Бусыга, — до заднего места! — Он не знал, чего ещё выведать про монаха-беглеца, утёкшего с ихним «кладом», с тетрадью. А жалостливо стоять у ворот монастыря, у калиточки, совсем стыдно стало.
— Не говори так, — задушевно, нараспев, прошепелявил беззубый келарь. — Вот скоро здесь встанут литвинские да польские войска да установится ихняя власть... Тихо станет нам жить, достойно. Поскорее бы уж! Намучились мы с московской властью...
Бусыга было хотел уж пристукнуть келаря, да тут влез промеж ними Проня. Проня тянул отцу келарю серебряный полтинник! Полтинник!
— Вот, на помин наших душ возьми или на помин польского короля, — елейно проблеял Проня. — Тот Митька, монах, у нас деньги брал, да не отдал. Нам бы с него деньги вытрясти. А уж потом... Может, и у тебя этот Митька чего брал, отец келарь?
Полтинник, сверкнув под полуденным солнцем, исчез в маленьком кулачке келаря. Келарь оживился:
— Как же! Как же! И у меня брал, и у братии нашей брал! Вот те крест святой — брал Митька! У кого по алтыну брал, а у кого и по два. На пропой брал, чего уж скрывать! Имеет Митька приверженность к пивному зелью!
XVI век. Время правления Ивана Грозного в России и Елизаветы II в Англии – двух самодержцев, прославившихся стремлением к укреплению государственности и завоеванию внешних территорий.На Западе против русского царя зреет заговор. К Ивану Грозному прибывает английский посол, капитан Ричардсон. Причем едет он якобы с Севера, обогнув Скандинавские страны и потерпев кораблекрушение в Белом море. Однако в действительности целью путешествия Ричардсона было исследование проходов к Обской губе, через которую, поднявшись по Оби и Иртышу, английские негоцианты собирались проложить путь в Китай, а в перспективе – отнять у Московии Сибирь.
В канун 1797 года офицер фельдъегерского полка Её Императорского Величества Екатерины Второй поручик Александр Егоров по воле злого случая стал дезертиром. Сбежал в Америку, где, опять же волей злого случая, пересидел русско-персидскую войну, войну с Наполеоном. А злым случаем был огромный камень изумруд, каковой по милости сильных мира сего перемещался по странам и континентам. Русский офицер Александр Егоров чувствовал за собой великую вину за невольное дезертирство ради камня зелёного цвета и дал себе слово свою вину перед Родиной искупить.
Польский писатель Юзеф Игнацы Крашевский (1812–1887) известен как крупный, талантливый исторический романист, предтеча и наставник польского реализма.
В сборник грузинского советского писателя Григола Чиковани вошли рассказы, воссоздающие картины далекого прошлого одного из уголков Грузии — Одиши (Мегрелии) в тот период, когда Грузия стонала под пятой турецких захватчиков. Патриотизм, свободолюбие, мужество — вот основные черты, характеризующие героев рассказов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Александр Филонов о книге Джона Джея Робинсона «Темницы, Огонь и Мечи».Я всегда считал, что религии подобны людям: пока мы молоды, мы категоричны в своих суждениях, дерзки и готовы драться за них. И только с возрастом приходит умение понимать других и даже высшая форма дерзости – способность увидеть и признать собственные ошибки. Восточные религии, рассуждал я, веротерпимы и миролюбивы, в иудаизме – религии Ветхого Завета – молитва за мир занимает чуть ли не центральное место. И даже христианство – религия Нового Завета – уже пережило двадцать веков и набралось терпимости, но пока было помоложе – шли бесчисленные войны за веру, насильственное обращение язычников (вспомните хотя бы крещение Руси, когда киевлян загоняли в Днепр, чтобы народ принял крещение водой)… Поэтому, думал я, мусульманская религия, как самая молодая, столь воинственна и нетерпима к инакомыслию.
После "Мастера и Маргариты" Михаила Булгакова выражение "написать роман о Понтии Пилате" вызывает, мягко говоря, двусмысленные ассоциации. Тем не менее, после успешного "Евангелия от Афрания" Кирилла Еськова, экспериментировать на эту тему вроде бы не считается совсем уж дурным тоном.1.0 — создание файла.
Роман «Гвади Бигва» принес его автору Лео Киачели широкую популярность и выдвинул в первые ряды советских прозаиков.Тема романа — преодоление пережитков прошлого, возрождение личности.С юмором и сочувствием к своему непутевому, беспечному герою — пришибленному нищетой и бесправием Гвади Бигве — показывает писатель, как в новых условиях жизни человек обретает достоинство, «выпрямляется», становится полноправным членом общества.Роман написан увлекательно, живо и читается с неослабевающим интересом.
Конец IX века. Эпоха славных походов викингов. С юности готовился к ним варяжский вождь Олег. И наконец, его мечта сбылась: вместе со знаменитым ярлом Гастингом он совершает нападения на Францию, Испанию и Италию, штурмует Париж и Севилью. Суда норманнов берут курс даже на Вечный город — Рим!..Через многие битвы и сражения проходит Олег, пока не поднимается на новгородский, а затем и киевский престол, чтобы объединить разноплеменную Русь в единое государство.
1920-е годы, начало НЭПа. В родное село, расположенное недалеко от Череповца, возвращается Иван Николаев — человек с богатой биографией. Успел он побыть и офицером русской армии во время войны с германцами, и красным командиром в Гражданскую, и послужить в транспортной Чека. Давно он не появлялся дома, но даже не представлял, насколько всё на селе изменилось. Люди живут в нищете, гонят самогон из гнилой картошки, прячут трофейное оружие, оставшееся после двух войн, а в редкие часы досуга ругают советскую власть, которая только и умеет, что закрывать церкви и переименовывать улицы.
Книга посвящена главному событию всемирной истории — пришествию Иисуса Христа, возникновению христианства, гонениям на первых учеников Спасителя.Перенося читателя к началу нашей эры, произведения Т. Гедберга, М. Корелли и Ф. Фаррара показывают Римскую империю и Иудею, в недрах которых зарождалось новое учение, изменившее судьбы мира.
Древний Рим славился разнообразными зрелищами. «Хлеба и зрелищ!» — таков лозунг римских граждан, как плебеев, так и аристократов, а одним из главных развлечений стали схватки гладиаторов. Смерть была возведена в ранг высокого искусства; кровь, щедро орошавшая арену, служила острой приправой для тусклой обыденности. Именно на этой арене дева-воительница по имени Сагарис, выросшая в причерноморской степи и оказавшаяся в плену, вынуждена была сражаться наравне с мужчинами-гладиаторами. В сложной судьбе Сагарис тесно переплелись бои с римскими легионерами, рабство, восстание рабов, предательство, интриги, коварство и, наконец, любовь. Эту книгу дополняет другой роман Виталия Гладкого — «Путь к трону», где судьба главного героя, скифа по имени Савмак, тоже связана с ареной, но не гладиаторской, а с ареной гипподрома.