Янтарь в болоте - [78]

– Пустяк. Что эти слезы? Та же вода! – легко улыбнулась Озерица. – Лишнее вышло, и легче стало. Стало ведь?

– Угу, – ответила Алёна, вслушиваясь в себя. И впрямь свободнее сделалось…

– Ну а коли так, и поговорить можно. Если пожелаешь выслушать, – серьезно, спокойно сказала озерная дева, и вот именно в это мгновение казалась она куда старше, чем обычно. А главное, куда строже, чем виделась прежде.

Глядя на нее такую, Алёна немного струсила и подумала, что, наверное, обошлась бы без будущего разговора. Но малодушный порыв подавила и сказала тихо:

– Пожелаю.

– Ну ты уж так насупилась, выговор слушать приготовилась! – Озерица смягчила прежний взгляд улыбкой. – Не буду я тебя ругать, не бойся. Но правду скажу. А правда в том, что грустишь ты о пустяках, горе твое дохлого ерша не стоит. Нет, что Олежка – дурак, так я с тем не спорю, и дурные его эти попытки в вине забыться тем хуже, что сам понимает – не прав. Ну а в остальном… А ты чего от дворца-то княжьего ждала? – со смешком спросила она. – Светлого князя, благодушных бояр да лубочных боярышень? Чудна девка!

Алёна под взглядом Озерицы почувствовала себя глупо, но кивнула и тихо добавила:

– Князя в народе любят. Да и воеводу я другим запомнила…

– Еще бы ты его другим не запомнила! – рассмеялась Озерица. – Сколько тебе было лет от роду, десять? И долго ли ты с ним общалась тогда? Ой не думаю!

Алёна ощутила, как горят щеки, и виновато опустила глаза. Возразить было нечего.

– Нет, он и впрямь хороший мальчик – честный, самоотверженный, надежный, – продолжила рассуждать дева озера, словно не замечая стыда собеседницы. – И что-то в нем от того героя, конечно, есть, не на пустом месте слава возникла. Да только бараном упрямым он всегда был, порывистым тоже, гордым в чем-то без меры. И в себе покопаться не меньше твоего любит, и такое там находит – жуть! Впрочем, не только в том дело. – После недолгого молчания она перестала улыбаться. – Досталось ему тоже немало, крепко досталось, не всякий сдюжит. И жизни мирной он знать не знает… Ну да довольно о нем, что там тебя еще так поразило? Князь? Так князь он впрямь хороший, за Белогорье от души радеет, старается получше сделать. А что до баб охочий – есть такое, а кто не без греха! Он никого не неволит, и подружка твоя коль дурная и головой наперед думать не приспособлена – ее дело. Не так она юна, чтобы настолько жизни не знать.

– Жаль ее… Ульяна хорошая, она правда влюбилась! Сердцу не прикажешь. А он…

– А отчего ты думаешь, что он не мог влюбиться? – насмешливо оборвала Озерица. – Нешто князю больше заняться нечем, чем так развлекаться? Уж больно нечестно у тебя выходит. Подружка твоя, бедная-несчастная, влюбилась, а еще она юная и наивная и устоять не могла, и это ее как будто оправдывает, да? А что служба у князя – не чарка меда, и обрыдли ему старые лица, а тут юная, милая, ни на кого не похожая, такой глоток свежей воды, его не извиняет? Тоже ведь как будто не было возможности устоять!

– Вы что, его оправдываете? – не сразу сумела справиться с изумлением Алёна.

– Вот еще чего не хватало! – отмахнулась дева с пренебрежением. – Я тебе о том толкую, что оба они хороши. Князь гадко себя повел, но гадко с Софьей, а не с девицей этой твоей. Чай, она и сама с глазами и головой на плечах, думать надо, прежде чем от женатого мужчины подарки принимать и ухаживания его привечать. Так что об этом вовсе не печалься. Ну а что девки во дворце злые и козни строят… Да будто в твоей родной станице люди другие! Разве только размах поменьше, оттого что возможностей не столько. Люди везде одни – есть в общем хорошие, есть дрянь, но у всякого, если поискать, темное и светлое в душе найдется.

– Да, вы правы, – тихо вздохнула Алёна. – Я просто не думала, что здесь все вот так, ждала иного. Глупо, наверное, но – да, думала, они чем-то лучше, зовутся же благородными. А потом княгиня, девицы эти злобные, и сразу все как-то не заладилось. А еще, наверное, дело в том, что дома я ко всем привыкла, знаю, чего от кого ждать, и родня там есть, и друзья надежные, верные, а здесь каждый – новая загадка, и неясно, кому верить можно. И я-то для них не своя, с чего им тепло встречать… – рассуждала она немного сбивчиво, но от этого тоже становилось лучше.

– Вот, другой разговор! – одобрительно улыбнулась Озерица. – Не зря ты мне понравилась. Идем, довольно тут тухнуть, праздник сегодня. Не любы тебе княжеские забавы – ну так попробуй русалочьи!

Поначалу Алёна дичилась и откровенно побаивалась веселящейся нечисти. Прежде ей доводилось сталкиваться с русалками, и добрыми те встречи не были, в лучшем случае расходились каждая при своем. Однако здесь и сейчас русалки веселились. Искренне, от души, и вскоре Алёна почти забыла, с кем водит хороводы и играет в игры. Всей разницы – ладошки у новых знакомых были прохладными и влажными. Те же забавы, те же песни, гадания те же. И воск в воду лили, откуда только взяли все нужное, и камешки бросали, и венки пускали…

Алёне не давала покоя мысль, на кого могут гадать утопленницы, так что она в один момент отвела Озерицу в сторону с вопросами. Неужели на водяных? Оказалось, и на них, и не только. Русалки урожденные жили как духи, но и почти как люди, тоже любить умели и тоже чувств искали. А вот с теми, что из утопленниц, по-разному бывало: иной русалке новый облик приходился по душе, выбирала она себе водяного по сердцу и жила не тужила, не вспоминая о прошлом, а если не получалось – рано или поздно то ли на алатырника нарывалась, который к Матушке на покаяние отпускал несчастную душу, то ли иным каким способом прерывалось такое вот ее посмертие.