Янтарь в болоте - [77]

Пока шла, алатырница плевалась и зло терла губы, пытаясь унять гадкий привкус и забыть мокрый, скользкий поцелуй. Уговаривала себя, что все это из-за хмеля, вспоминала другой поцелуй и другие объятия, убеждала, что не воевода сейчас с ней разговаривал, а вино. Почти получалось, но все равно горько было и гадко.

Ноги в этот раз оказались мудрее головы. Алёна шла, шла, да и пришла вдруг на высокий берег, от которого к озеру тянулся заливной лужок – гладкий, ровный, будто на картинке, затопленный лунным серебром. А на лужке том резвились простоволосые девицы в недлинных, выше колена, нижних рубахах. Колокольчиками звенел смех, потом одна затянула нежным голосом песню, другие подхватили…

«Не девицы, а русалки», – вдруг поняла алатырница.

Да и то верно, когда им еще праздновать? Они же тут не просто так, говорят, озерной девы свита.

Алёна замерла в замешательстве, не зная, как быть. И вперед не пойдешь, не хочется чужой праздник портить, и назад поворачивать – куда податься?

Вот только, пока раздумывала, ее заметили. Девушка лишь взвизгнуть и успела, когда земля вод ногами просела, сложилась в узкий скользкий желоб, и Алёна съехала вниз, как по ледяной горке зимой. Внизу ее мягко подтолкнуло в спину, заботливо поставило на ноги; алатырница пробежала несколько шагов, ловя равновесие, и растерянно оглянулась. Как раз вовремя, чтобы успеть заметить, как желоб рассыпается брызгами; не из земли он оказался – из воды.

А через мгновение перед ней стояла сама Озерица – белоснежная, с искорками в волосах и на коже, в такой же рубахе, что и русалки, но теперь бы Алёна ее ни с кем не спутала.

– Ну здравствуй, Алёнушка, – проговорила озерная дева с ласковой улыбкой. – Что же ты в стороне стоишь? Что с нами не празднуешь?

– Здравствуйте! Да я… – начала алатырница, хотела сказать что-нибудь вежливое и пустое, но не придумала. Помолчала пару мгновений и вздохнула честно: – Напраздновалась я сегодня, довольно с меня.

Озерица растерянно подняла брови, обвела девушку задумчивым взглядом. В уголках губ еще пряталась улыбка, но глаза уже были серьезными, внимательными. От озерной девы не укрылись и следы слез, и беспорядок в одежде от бега, и встрепанная коса.

– Не дело это, одной в праздник куковать. Пойдем. – Она подцепила алатырницу под локоть и потянула куда-то вдоль берега, на ходу махнув русалкам, – видимо, чтобы продолжали веселье без нее.

– Да ну что вы из-за меня…

– Идем, милая, идем, – оборвала Озерица невнятные смущенные возражения. – Меня, Алёнушка, не всякий человек встретить способен, а ты уже второй раз ко мне выскочила.

– И что это значит? – все же спросила Алёна, поскольку пояснять что-то спутница не спешила.

– А Матушка знает! – улыбнулась та. – Но я так думаю, значит это, что я таким людям впрямь нужна, да к тому же помочь могу. Так что не спорь, расскажи, что за кручина приключилась, кто тебя обидел? Садись, – махнула рукой.

Путь вышел недолгим, и Алёна с удивлением узнала место, до которого добрались по берегу, – то самое дерево, у которого они встретились в первый раз. Но и не узнала тоже, потому что под ивой теперь расстилался заливной лужок, а крутой высокий берег сгладился пологим скатом.

– Чудно, – тихо пробормотала алатырница, послушно усаживаясь на низко склонившееся дерево. Как будто в прошлый раз оно было выше, нет?..

– Что такое? – Озерица устроилась рядом.

– Когда тут трава успела вырасти?

– А вот сегодня и успела! – звонко засмеялась дева озера. – Колдовская она, трава эта, вода под ней. На траве плясать всяко удобнее, а по воде русалки ходить не умеют, проваливаются. Да ты рассказывай, что за печаль приключилась? – вернулась она к прежнему вопросу.

Алёна немного посомневалась, но долго упорствовать не стала: слишком хотелось выговориться, хоть с кем-то поделиться. И пусть не решение всех проблем найти, но хоть сочувствие и понимание…

Поначалу, правда, собиралась только о княжеском дворце рассказать да о самом князе, никого лично не касаясь и не очень жалуясь, но незаметно разболтала все, даже о воеводе. Не только о том, как повел себя сейчас, но как оказался таким же, как и все остальные здесь. Вот уж верно – болото…

Пока говорила о дворце, еще могла сдерживать слезы, а как дошло до Олега – сил не осталось. И после, кончив рассказ, она совсем по-детски ревела, лежа на шершавой коре старого дерева и уткнувшись лицом в колени Озерицы. А та ласково, по-матерински гладила ее по голове, глядя на озеро. Снятый с черноволосой головы венок лежал тут же.

– Дети, дети, – тихо вздохнула дух озера. В устах вечно юной девы слова эти звучали странно, но тихая грусть в глазах была искренней. – Бедные глупые дети… – Вновь пригладила мягкие черные волосы, помолчала.

Спорить и иначе утешать девушку Озерица не спешила, терпеливо дожидаясь, пока сама успокоится. Да и слезы тут к добру были, с ними и обида выходила, и, как она надеялась, другие дурные мысли.

С четверть часа прошло, когда Алёна завозилась и села, смущенно утирая рукавом покрасневшие глаза и шмыгая припухшим носом.

– Я вам весь подол слезами залила, простите, – тихо пробормотала она.