Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [150]

— Осмелюсь доложить, — тихим голосом объясняет майстер полиции, — покойный обершарфюрер…

— Что обершарфюрер? — вдруг выкрикивает важное лицо. — А вы куда смотрели, червяк ничтожный? В трибунал! Разве это не обязанность полиции — наводить порядок во вверенной вам провинции? Посмотрите в зеркало, на кого вы сами похожи? Если бы я не знал, что вы полицейский, я просто стрелял бы вас, как партизана!..

Майстер полиции выглядит в самом деле плачевно. Куда девался его решительный вид?! Мундир измазан сажей, волосы всклокочены и обожжены, рукав оторван, штанина изжевана.

— Господин генерал, — говорит он жалким голосом, — я служу моему фюреру! Всю ночь отбивал атаки на гестаповскую тюрьму, тушил пожары на взорванной верфи, спасал самолеты на аэродроме, помогал подавить восстание в концлагере…

— И все безрезультатно! — язвит генерал СС.

— Штаты полиции не позволили мне сделать больше, господин генерал!

— Сколько удрало на машинах?

— Сто человек, экселенц!

— Что известно об их судьбе?

— Машины обнаружены в сожженном виде, люди не найдены…

— Рассеялись! По степям! — рявкает генерал. — Переловить всех поодиночке! Представить мне! Я буду расстреливать каждого, каждого, каждого!..

Порыв ветра. Открывается дверь, с грохотом и звоном стекла распахивается окно слева от письменного стола.

Летят бумаги.

Генерал быстро ныряет под стол.

Майстер полиции прижимается к стене, закутываясь в портьеру.

23. Перед прыжком

Весенний лес типа — дубы, клены, орешник, вязы, изредка сосна и береза. Лагерь отряда. Землянки замаскированы в склоне оврага. Виден легкий дымок от костра.

Цепочкой идет группа бойцов. Стараются ступать в след переднему.

— Тихо! — командует старший. — Чтобы вас мышь не услышала! Внезапность и неожиданность решает бой!

Цепочка уходит.

На поляне — связной, Микита, Панько.

— Правильно, товарищи, — говорит связной, — доведите их до десятого пота, но сделайте боеспособную часть. Лес этот мало удачен для дислоцирования отряда, но пока сойдет. Обком партии сам решит, куда вас направить…

— А вы разве не вернетесь? — беспокоится Панько.

— Откуда я знаю, куда мне уже выписан наряд, друзья?

— Вот бы вместе соединение сколотили… — печалится Микита, глядя на связного любящими глазами.

— Сколотите! — уверяет их связной. — Если обком прикажет, — обязательно сколотите соединение!

— Тут только клич кликни, — говорит Панько, — кругом такое делается, не завидую оккупантам! Только сигнал подай! Соединение получится громадное!

— С обкомом надо поскорее связаться, — мечтает Микита.

— Я сегодня расстаюсь с вами, иду докладывать. К вам придет указание, что делать, где дислоцироваться и прочее. Пока эти дни учите людей, подкармливайте, приводите в боевой вид. Гриценко наладит снабжение. Дайте задание по селам — народ вам оружия натащит, боеприпасов. До указаний обкома не выявляйте себя… Никаких диверсий! Что узнали о предателе Яшке?

— Один боец еще в лагере слыхал, как они уговаривались двигать в Д…

— Хорошо, проверю. Без направления подполья никого, конечно, не принимайте… Мокрина Терентьевна готова?..

— Она на опушке с подводой…

— Ну, прощайте, друзья. Свидимся — обрадуемся, не свидимся — вспомянем друг друга добрым словом…

Связной целуется с Паньком и Микитой, идет. Он одет в крестьянскую ветхую одежонку: пиджак в виде спецовки, ватник, штаны и сапоги.

24. На связь

Вот едет бесконечной степью крестьянская подвода, запряженная захудалой лошаденкой в дышло. На подводе сидят, свесив ноги, связной и Мокрина Терентьевна.

— Благодать какая, — говорит связной, — так бы, кажется, всю жизнь ехал, ехал… Воздух, как лучшие духи, небо — просто смотрел бы в него и не закрывал глаз… И жаворонок как заведет — ну, слезы из глаз от восторга… Вам не смешно, Мокрина Терентьевна, что я такой чувствительный?..

— Нет, не смешно, — отвечает женщина. — Мне кажется, что у вас очень крепко душа должна быть на замок заперта. На такое дело ходить — надо забыть о жене и детях, отце-матери. Где они, что делают, живы ли — какое кому дело. Вот вы и замечаете природу, воздух, небо, жаворонка… А у самого на сердце что?..

— Да, Мокрина Терентьевна, встретимся после победы, какие разговоры пойдут!..

— Кто жив останется после такой борьбы…

— Дело-то наше останется, Мокрина Терентьевна, — вот и мы в нем будем жить, разговаривать с современниками.

Женщина задумывается.

— Все это так… Но меня мучает одна думка: правильно ли мы сделали, что много посеяли в этом году? Народ хотел ограничиться картошкой, немножко зерновых, а я настояла, чтобы сеять по-настоящему! Посеяли на совесть…

— Правильно посеяли!

— Смотрю вот вокруг — стоит пшеница подходящая, значит, тоже так думали, как мы… Ждут Красную Армию, встречать будут хлебом… если немцы не вывезут!

— А вы прячьте зерно! Зарывайте в землю! Тогда не вывезут! В этом году дождемся своих, Мокрина Терентьевна!

— Какая радость будет!

Несколько картинок степи сменяют одна другую, давая ощущение длинной дороги, медленного движения, ожидания опасности.

Низко плывет грозовая туча, сверкают молнии. Начинается дождь.

— Природа тоже на нашей стороне, — говорит, кутаясь, Мокрина Терентьевна, — одобряет наши действия!..