Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [127]
— Хорошо, дядя Миша, — говорит радистка.
Дядя Миша выходит в соседнее помещение.
Это — отделенная дощатой перегородкой часть подвала, явно нежилого типа.
Старик в очках сидит у старенькой машинки и одним пальцем ударяет по буквам.
— Иван Иванович, — говорит дядя Миша, — ты бы полегче, это тебе не мартеновская печь.
— Ладно. Получай листовку. Больше четырех бумажек машинка не берет.
— Хватит. Поскольку типография пропала, начнем с маленького. Важен принцип — мы живы и действуем…
— Вот слушай, дядя Миша, прочту: "Над телами товарищей склоняем наши боевые знамена. Клянемся отомстить ненавистному врагу. Смерть немецким захватчикам! Да здравствует Советский Донбасс! Подпольный райком". Конец годится?
— Срочно надо ребятам поручить распространение. Одну наклеить на площади. Одну — по твоему выбору. Остальные отдать размножить…
— Что передают с Большой Земли?
— Рекомендуют осторожность. К нам сброшен связной Центрального партизанского штаба с шифром и поручением. Придет на старые, проваленные явки. Надо уберечь человека. Райком партии предлагает лично тебе, Иван Иванович.
— Какой он хоть с виду, дядя Миша?
— А кто ж его знает! Всякий вид может быть…
— Ну, брат, по этой примете нарвешься!
— Он тоже будет нас искать! Дай там указания по звеньям. Но — осторожность… Я тебя знаю.
— Сам ты тоже лезешь на рожон! Кто тебе поручал ходить на площадь?.. Присутствовать при казни?..
— Не сердись, дед, давай согреемся… Ведь это был мой личный друг… Он бы мне никогда не простил… Он видел меня и умер как герой.
Дядя Миша вытаскивает из корзины рваный ватник, разворачивает его, вытаскивает чугунок с вареной картошкой, ставит на стол. С полочки достает соль и несколько луковиц. Из кармана — завернутый в бумажку кусочек сала. Смотрит на часы.
— Наше радиовремя истекло. Можно звать и радисточку. Дочка, давай сюда!
Входит из соседнего помещения радистка.
— Вы меня звали, дядя Миша?
— Садись, радируй картошку, И все, что на столе. Сало я сам нарежу, чтобы друг перед дружкой не церемонились. Хлеба пока нет. Садись.
Мирная трапеза продолжается недолго. Старик натягивает свой изодранный тулуп.
— Скажи, Иван Иванович, на проходной, чтобы ко мне сегодня гостей не пропускали. Осторожно выходи. Подумай, как нащупать связного. И выясняй, что еще живо после провала, кому мы обязаны предательством. Я сегодня должен кое-что спланировать, возражений не будет? Соберем членов райкома — доложу.
— Бывай, дядя Миша, — говорит старик и вылазит осторожно в какую-то дыру, завешанную брезентом.
— А ты, Майка-зайка, — обращается к радистке дядя Миша, — теперь держись. Смотри, сколько ты ждала и томилась без дела! Вот получим новый шифр…
— Жалко Надю, дядя Миша.
— Постой, пока не выяснили, кто уцелел. Может, она жива. Рация была взорвана, это точно. Но о Наде сведений нет.
— Как бы я хотела, товарищ секретарь…
— Что?! Какой секретарь?!
—...дядя Миша. Чтобы меня отправили на фронт, и я лежала бы у пулемета и стреляла бы в гитлеровские морды, и они бы падали, падали… И все-все валялись бы мертвые.
— Ну и недотепа, прости господи! И откуда у тебя такие мысли наивные берутся! Опять этот Федька агитирует! Да? Ну да ты не красней — не слепой, вижу! Выгнал бы я его, да уже поздно. С одной стороны, мне хочется иметь запасного радиста, а ученик он способный…
— Он уже от меня все-все перенял! Хоть завтра на самостоятельный аппарат!
— И, с другой стороны, электрическая искра между вами уже проскочила, не воротишь…
— Дядя Миша…
— Иди, иди… Приведи в порядок механику и спи. Следующая передача будет напряженной. Хоть бы получить скорее шифр…
Радистка удаляется смущенная. Секретарь райкома ходит, мурлыча, по подвалу. Убирает со стола остатки пищи. Снова ходит, мурлыча:
Немецкие солдаты заканчивают долбить на площади могилу рядом с виселицей, с которой казненный уже снят. Работа трудная, так как грунт промерз.
Связной сидит рядом, покуривает трубочку:
— Этому, парни, квартира будет полного профиля. Не то что нашим под Сталинградом. Лежат на снегу, как дрова. Клянусь фюрером, сам видел!
— Пускай бы полицаи и хоронили!
— Может, на кладбище надо было? А то просто на площади!
— Ничего, мальчики, — говорит связной, — ему все равно здесь место!
— Почему, ты думаешь?
— А вот когда нас черт приберет отсюда, этот человек будет объявлен героем. А где героев хоронят? На площадях городов и прочих населенных пунктов!
— Я удивляюсь, как с таким языком у тебя голова еще не на помойке!
Связной засунул трубочку в карман, поднялся и посмотрел вокруг. Нигде ни души, площадь пустынна.
— Вот и все, гренадеры. Идите-ка по своим делам. Вы выкопали могилу. Я похороню. Какие могут быть счеты между своими людьми? Валяйте, я сейчас. Сдерем с генерала по порции рома… Хайль Гитлер!
Солдаты ушли, а связной наклонился к казненному, поцеловал в лоб, вынул из-под своей шинели сверток карт и конверт с шифром, спрятал у мертвеца на груди.
— Опоздал я, браток. Ничьей вины нет. Так вышло. Спи с миром. Тебя подпольщики, конечно, украдут — вот карты и шифр и попадут в нужные руки. Оставлять у себя неразумно. Надо все взвесить. Сии, товарищ, отомстим. Обязуюсь почтить тебя салютом.
В книгу вошли два произведения выдающихся украинских советских писателей Юрия Яновского (1902–1954) и Михайла Стельмаха (1912–1983). Роман «Всадники» посвящен событиям гражданской войны на Украине. В удостоенном Ленинской премии романе «Кровь людская — не водица» отражены сложные жизненные процессы украинской деревни в 20-е годы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Когда я убеждал себя в том, что мне нечего терять, я и помыслить не мог, что что-то всё-таки осталось. Большое и незримое, что не давало мне перешагнуть черту. Человечность. Это было она. Но сегодня я и её лишился. Лишился подле того, кому она вовсе не была знакома. Должно ли это меня успокоить? Успокоить, когда за стенкой лежат двое моих друзей в "черном тюльпане", ещё утром ходившие по этой земле. Война. Я в полной мере осознал, что у этого слова был солоноватый привкус железа. И бешеная боль потери и безысходности. Понимание собственного бессилия, когда на твоих глазах убивают невинных ребят. И лучшее, что ты можешь сделать — убить в ответ.
Категория: джен, Рейтинг: PG-13, Размер: Мини, Саммари: Пит подумал, что будет, если Тони его найдёт. Что он вообще сделает, когда поймёт, что подопечный попросту сбежал? Будет ли просить полицейских его найти или с облегчением вздохнёт, обрадованный тем, что теперь больше времени может посвятить Рири? В последнее очень не хотелось верить, Питер хотел, чтобы их разговор о его проступке состоялся, хотел всё ещё что-то значить для Старка, даже если совсем немного.
Есть такие места на земле – камни, деревья, источники, храмы, мечети и синагоги – куда люди всегда приходят и делятся с Богом самым сокровенным. Кто еще, в самом деле, услышит тебя и поймет так, как Он?..Поначалу записывал занятные истории, как стихи – для себя. Пока разглядел в них театр.Наконец, возникли актеры. Родились спектакли. Появились зрители. Круг замкнулся…Четыре монопьесы о Любви.
«Герой Нашего Времени, милостивые государи мои, точно, портрет, но не одного человека; это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии. Вы мне опять скажете, что человек не может быть так дурен, а я вам скажу, что ежели вы верили возможности существования всех трагических и романтических злодеев, отчего же вы не веруете в действительность Печорина? Если вы любовались вымыслами гораздо более ужасными и уродливыми, отчего же этот характер, даже как вымысел, не находит у вас пощады? Уж не оттого ли, что в нем больше правды, нежели бы вы того желали?..».
Материал для драмы «Принц Фридрих Гомбургский» Клейст почерпнул из отечественной истории. В центре ее стоят события битвы при Фербеллине (1675), во многом определившие дальнейшую судьбу Германии. Клейст, как обычно, весьма свободно обошелся с этим историческим эпизодом, многое примыслив и совершенно изменив образ главного героя. Истерический Фридрих Гомбургский весьма мало походил на романтически влюбленного юношу, каким изобразил его драматург.Примечания А. Левинтона.Иллюстрации Б. Свешникова.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.