Яновский Юрий. Собрание сочинений. Том 3. Пьесы и киносценарии - [118]

Оксана. Да где уж играть, Тарас Григорьевич! Пальцы словно неживые, душа придавлена камнем. Мне бы наплакаться вдоволь!

Мать. Не печалься, доня!

Шевченко (рисует). Как же ей не печалиться? Тогда, Оксана, и играют, когда грустно. Я видел там на пюпитре сонату Гайдна.

Оксана. Хорошо, Тарас Григорьевич. (Идет в дом, мать — следом за ней.)

Шевченко (рисует). Люблю старого Гайдна! Иногда торжественные шаги всемогущего Бетховена не так по душе, как веселые переливы Гайдновых мечтаний! О, слышите, Охрим? Начала. Как она играет! Никогда не ожидал… Не двигайтесь минутку, смотрите сюда…

Охрим. Кто-то идет!

Шевченко. Сидите, сидите! Такая хорошая поза.

Охрим (достает из-за пазухи пистоль). Не усидишь!

Шевченко (рисует, прислушивается к музыке). Вы слышите, как торжествует старый Гайдн!

К Петру, который сидит вдали, подъезжают на лозинках мальчики.

Охрим. Где ваш второй пистоль, Тарас Григорьевич? Шевченко. Там, в ящике с красками.

Охрим. Принести?

Шевченко. На кой леший мне пистоль?

Охрим. Да так.

Шевченко. Может, безрукий Бибиков наступает?

Охрим. А вы хоть посмотрите!

Шевченко (рисует). Сейчас посмотрю…

Подходит солдат в полной форме: длинные белые штаны, зеленый мундир с красным воротником, кивер, ранец, винтовка со штыком. За ним несколько вооруженных вилами и косами повстанцев.

6

Шевченко (поднимает голову), Ага, вот это кто! Здравствуй, служивый!

Солдат. Здравия желаю, ваше благородие!

Шевченко. Садись, голубчик. Какое я благородие! Тарас Григорьевич, да и все.

Солдат (садится). Сяду, господа хорошие. Отчего не сесть? (Достает прокуренную трубочку,) И закурить не грех…

Шевченко (достает трубку и табак). Прошу, служивый. Закури нашего.

Солдат набивает трубку, закуривает, Шевченко — тоже. Охрим незаметно прячет пистоль, машет на охрану, та уходит. Мальчишки от Петра тоже "отъезжают".

Солдат. Значит, вот так и живете?

Охрим. Как видите, господа служба.

Солдат. Музыку кто-то играет в доме.

Охрим. Не госпожа.

Солдат. Люблю музыку в доме.

Шевченко. Дело известное. Звать как?

Солдат (попыхивая трубкой). Звать меня, скажем, Иванов.

Шевченко. Имя меня интересует и отчество.

Солдат. А имя, скажем, Ефрем, по отчеству — Иванович.

Шевченко. Приятно познакомиться, Ефрем Иванович.

Солдат. Взаимно, Тарас Григорьевич. Вот что я тебя опрошу…

Шевченко. Послушаем.

Солдат. Не ты ли будешь этот, бишь, как его, — государственный преступник?

Шевченко (сосет трубку). Не задумывался, Ефрем Иванович, возможно и я.

Охрим. Это, видно, как сам Кармелюк?

Солдат. Велено нам, солдатам, во время усмирения первым делом в тебя целить. Близко не подпускать, как есть ты злейший совратитель, и живым тебя в плен не брать.

Охрим. Бабка надвое гадала.

Солдат. Рюмку водки положено за тебя и рубль денег.

Охрим. Спасибо, господа служба, за искреннее слово!

Солдат (сосет трубку, прислушивается к музыке). Смотри, какая музыка душевная! То ровно в церкви пение, а вот, слышь, — жалейка пастушья, скажем…

Охрим. Наша крепостная играет.

Солдат. Это, между прочим, тебя, молодец, сдают в солдаты?

Охрим. Разве меня одного! Сначала думали в солдаты, а теперь уже и Сибири не хватит! Как потурили мы пана да подняли тревогу!

Солдат. Бунтуете до смерти али как?

Охрим. Либо пан либо пропал, господа служба!

Шевченко. Стоп, Охрим! Вот так и сиди. Смотри на Ефрема Ивановича. Хорошо. (Рисует.) Воюем, Ефрем Иванович, пока силы хватит. Пока глаза будут глядеть и руки не ослабнут. Вам, солдатам, стрелять, а нам стоять. От пули не упадем — еще и штыком колете! Так и скажи.

Солдат (курит). Значится, до смерти. Это нам подходяще!

Охрим. Пугать пришли, господа служба.

Солдат. Имей терпение, скажу.

Охрим. Этого добра хватит.

Солдат. Гляжу на тебя, Тарас Григорьевич, чем ты есть государственный преступник?

Охрим. Потому что за народ!

Солдат (люто, возбуждаясь). За народ? А я не желаю за народ! Желаю за себя самого! За жизнь мою загубленную! Десять лет душа горит, думал забуду. Нет, не забывается! В ранах весь. Не могу забыть. Как барин мою невесту украл. Как я к барину в горницу взошел, как топтала меня барская злость. Помню до страшного суда!

Шевченко. Понимаю тебя, Ефрем Иванович!

Солдат. Нет, не разумеешь ты! По зеленой улице тебя не водили! Тысячи шпицрутенов не прошел. Пять раз водой отливали… Выжил я, Тарас Григорьевич! Для чего выжил? Снова по зеленой улице идти?

Охрим. А может, нас поведете по зеленой улице!

Солдат. Молчи, думаешь, солдат — не человек? Не крестьянин? Вот вы бунтуете, а наша рота как в лихорадке колотится. У каждого отец, мать-то есть? Под этой казенной тряпкой собственное-то сердце имеется?!

Охрим. Ваша правда, господа служба.

Солдат. Слышал я, что у вас из-за девки барин мужа ейного убил, крепостным лбы бреет, взяла меня старая кручина. Везде помещичье зверство! И должок солдат усмирять!

Шевченко (рисует). Это уже, Ефрем Иванович, как вам совесть подскажет. Видите, хорошо у нас компонуется: Охрим бунтует, Ефрем подавляет.

Охрим. И верно! Я — Охрим, да и солдат же — Охрим!

Солдат. Кто это в хоромах играет, Ефрем?

Охрим. Молодая вдова, господа служба.

Шевченко. Как она играет!

Солдат (в отчаянии). Что же вы меня в плен не берете, бунтовщики? Думаете, легко в плен идти? Шпицрутены за спиной! Целую ночь по кустам хоронился, только на зорьке пошел к вашим аванпостам. Получайте!