Холодные сполохи северного сияния играли в вечернем небе. Они пульсировали красным и зеленым цветом, то оказываясь в самом зените, то спускаясь почти до самого горизонта. Внизу раскинулись покрытые снегом горы, напоминающие гигантских белых стражей, охраняющих черные границы фьорда Нарвик.
Нелс Хельверсон — норвежский солдат гигантского роста — наблюдал за игрой световых бликов из зарешеченного окна своей тюрьмы. В мерцающем нереальном свете было видно, что лицо его выглядит исхудалым и утомленным, к тому же носит на себе следы жестоких побоев. В глазах норвежца застыло унылое и мрачное выражение, плечи, обтянутые рваной форменной курткой, безнадежно поникли. Горечь отчаяния, появившаяся в тот роковой день, когда нацисты вторглись в Норвегию, не покидала его сердце.
— Сражение и смерть придут этой ночью, — пробормотал Хельверсон. — Валькирии спустятся сюда подобно небесным огням…
Размышления его прервал голос Фаллона — невольного товарища по заключению.
— О чем ты говоришь, Нелс? — спросил он на ломаном норвежском.
За это время американский летчик неплохо усвоил уроки, которые давал ему норвежец, борясь со скукой заключения.
Нелс Хельверсон медленно поднялся на ноги. Норвежский гигант, только что являвший собой аллегорию отчаяния, совершенно преобразился. Его ярко-синие глаза горели безумным огнем, а соломенного цвета волосы торчали в разные стороны подобно шерсти тролля, обитающего в самой чаще непроходимого леса.
— Валькирии, — повторил великан, зажмуриваясь от особенно яркой вспышки холодного небесного огня. — Это девы-воины, посланницы Одина, они переносят в Вальхаллу тех, кто погиб в сражении.
Фаллон бросил тревожный взгляд на своего товарища по несчастью, опасаясь, не повредился ли тот в рассудке.
— Ты что, и в самом деле серьезно относишься к этим древним суевериям?
— Это не суеверие, — возразил норвежец грохочущим басом, который гулко отразился от стен камеры. — Древние боги моего народа продолжают жить! Одноглазый Один, Тор, повелитель молний, все они придут к нам на помощь! Они сбросят этих захватчиков в море, вот увидишь!
Глаза Хельверсона сверкали безумным огнем, на его изможденном лице застыло выражение фанатичного восторга. Его огромная фигура темным силуэтом выделялась на фоне окна, за которым продолжали сверкать и переливаться всеми красками огни северного сияния.
Молодой американский пилот внезапно ощутил сильнейшую тревогу. Поведение товарища в последнее время становилось все более странным. Глубоко переживая вторжение нацистов в его родную Норвегию и свое беспомощное положение пленника, он всей душой обратился к древним верованиям своего народа.
Если придерживаться точности, подобное происходило не только с ним. Вся Норвегия пребывала в состоянии тяжелейшего потрясения. Нацисты внезапно нанесли удар с моря, даже не предупредив о начале военных действий. Почти тысяча миль береговой линии от Осло до дальнего северного порта Нарвик оказалась захвачена всего за одну ночь.
Немецкие танки, самолеты и пушки без труда смяли оборону немногочисленных защитников, потерявших всякое присутствие духа. Безжалостный враг продвигался через долины вглубь страны, торопясь довершить завоевание.
Великобритания также оказалась не готова к внезапному нападению нацистов, но тем не менее с ней ситуация была не такой трагической. Мощные патрульные бомбардировщики Королевских военно-воздушных сил устремились к северу, где находились захваченные норвежские порты, чтобы оказать помощь в сопротивлении коварным захватчикам.
Фаллон, американский пилот, управлял одним из бомбардировщиков, летевших к захваченному нацистами порту Нарвик, находящимся далеко к северу от Северного полярного круга. У форта Нарвик его самолет был сбит, а сам Фаллон оказался в импровизированной тюрьме, устроенной на возвышенности неподалеку от города. Каждый день его подвергали беспощадным допросам. Молодой гестаповский офицер Виктор Хейзинг, поразительно напоминающий молодого волка, пытался вытянуть из пленника всю возможную информацию о британских военных планах, одновременно ублажая свою жестокую натуру видом страданий американского летчика.
— Я понимаю, что с тобой происходит, Нелс, — сочувственно произнес он. — Хейзингу почти удалось довести меня до безумия. Я и сам держусь из последних сил. Но тем не менее мы должны быть сильными и не дать окончательно сломать себя.
— Наступит время, и тогда старые боги восстанут во всем своем величии, — пробормотал норвежец с фанатичным блеском в глазах. — Меч Одина и молнии Тора уничтожат нацистов.
— Смотри же, — продолжал он, указывая рукой куда-то в небо. — Вот знак того, что древние боги пробудились и валькирии уже спешат сюда. Этой ночью они уже будут здесь! Кровь и месть! Скоро все свершится!
Фаллон с ужасом заметил, что в глазах его товарища по заключению разгораются яркие костры безумия. Больше всего на свете ему хотелось издать горестный тоскливый вой, но взял себя в руки и обратился к Нелсу мягко, как будто разговаривал с ребенком.