Янки при дворе короля Артура - [91]

Толпа болѣе всего забавлялась надъ королемъ; когда насъ освободили отъ оковъ, то король внѣ себя отъ гнѣва вскочилъ съ своего мѣста съ обезображеннымъ синяками лицомъ, провозгласилъ себя Артуромъ, королемъ Британіи и заявилъ, что всякаго ожидаетъ смертная казнь, если только одинъ волосъ упадетъ съ его священной главы. Но король былъ крайне удивленъ и пораженъ, когда въ толпѣ раздался громкій хохотъ на его слова. Это оскорбило его достоинство и онъ опустился молча на свое мѣсто; но толпа старалась раздразнить его и заставить опять подняться; тутъ раздавались и свистки, и мяуканья, и грубыя шутки:

— Пусть онъ говоритъ! Король! Король! Его смиренные подданные жаждутъ и алчутъ услышать слова мудрости изъ устъ ихъ властелина, его свѣтлѣйшаго и священнаго лохмотничества!

Но это не повело ни къ чему. Онъ облекся во все свое величіе и неподвижно сидѣлъ подъ этимъ градомъ насмѣшекъ и оскорбленій. Онъ былъ дѣйствительно великъ въ это время. Я снялъ съ головы бѣлую повязку и обвязалъ ею правую руку. Лишь только толпа замѣтила это, какъ стала смѣяться и надо мною:

— Безъ всякаго сомнѣнія, этотъ матросъ первый министръ у короля; посмотрите, онъ носитъ особый знакъ отличія, занимаемаго имъ поста,

Я оставилъ ихъ болтать, что имъ было угодно, пока они не утомились и, наконецъ, сказалъ:

— Да, я его первый министръ, Патронъ, завтра вы объ этомъ услышите изъ Камелота…

Но я не продолжалъ далѣе. Въ толпѣ раздались радостныя рукоплесканія. Но скоро водворилась мертвая тишина: явились шерифы въ своихъ оффиціальныхъ одѣяніяхъ и съ своими помощниками; это означало, что скоро приступятъ къ самому дѣлу. Прочитали намъ обвинительный актъ, въ которомъ объяснялось наше преступленіе, затѣмъ — смертный приговоръ; потомъ всѣ обнажили головы и патеръ прочиталъ молитву.

Одному изъ рабовъ завязали глаза и палачъ приготовилъ веревку. Намъ была видна дорога, съ одной ея стороны тѣснилась толпа народа, а съ другой сидѣли мы; эту дорогу полиція очистила отъ народа и проѣздъ по ней былъ совершенно свободенъ. Какъ хорошо было бы, если по ней показались мои пятьсотъ всадниковъ, но это было невозможно; я сталъ всматриваться, но дорога вилась широкою полосою и на ней не было видно ни одного всадника.

Но тутъ уже успѣли вздернуть повѣшеннаго и его члены корчились въ судорогахъ, онъ барахтался, такъ какъ ноги не были у него связаны.

Вздернули и вторую веревку и еще одинъ рабъ заболтался въ воздухѣ.

Минуту спустя и третій рабъ заболтался въ воздухѣ. Это было ужасно. Я повернулъ голову и не нашелъ короля на его мѣстѣ. Ему уже завязывали глаза. Я положительно былъ парализованъ; я не могъ двигаться, а языкъ прилипъ у меня къ гортани. Наконецъ, королю завязали глаза и накинули веревку. Я положительно не имѣлъ силы взглянуть на висѣлицу. Но, когда я увидѣлъ, что дѣлаютъ узелъ на веревкѣ, то положительно не удержался и сдѣлалъ прыжокъ, чтобы освободить короля; сдѣлавъ прыжокъ, я бросилъ взглядъ на дорогу, и — о счастье! — всадники мчались по дорогѣ! — пятьсотъ всадниковъ, закованныхъ въ желѣзо и на коняхъ!

Это было великолѣпное зрѣлище, какое когда-либо можно было видѣть. Ихъ перья развѣвались по вѣтру, а лучи солнца отражались на блестящемъ вооруженій.

Когда Лаунсело нѣсколько приблизился, я махнулъ ему рукой, онъ узналъ меня по повязкѣ; затѣмъ я развязалъ узелъ веревки, снялъ повязку съ глазъ короля и громко воскликнулъ:

— На колѣни, негодяи, и привѣтствуйте короля! Кто осмѣлится ослушаться, тотъ сегодня же вечеромъ будетъ ужинать въ аду!

Я всегда употреблялъ такія выраженія, когда хотѣлъ произвести эффектъ. Лаунсело и всѣ рыцари спѣшились, взошли на эшафотъ и окружили короля. А эта изумленная толпа стояла на колѣняхъ и умоляла короля даровать ей жизнь; да, того самаго короля, надъ которымъ они еще такъ недавно смѣялись и котораго такъ жестоко оскорбляли. И когда король, стоя въ сторонѣ, принималъ всѣ воздаваемыя ему почести, одѣтый въ рубище, то я подумалъ, что дѣйствительно есть что-то особенно великое въ каждомъ королѣ.

Я былъ вполнѣ удовлетворенъ. Да, если собрать всѣ обстоятельства, то въ этомъ дѣлѣ я достигъ наибольшаго эффекта.

Тутъ пришелъ и Кларенсъ своею собственною особою! Онъ говорилъ теперь совершенно современно:

— Боже, какой сюрпризъ, неправда-ли? Но я зналъ, что это такъ будетъ. Все это время я тайно заставлялъ практиковаться молодыхъ людей и теперь все только ждалъ случая, чтобы показать вамъ это.

ГЛАВА XV. Битва янки съ рыцарями.

Я опять дома, въ Камелотѣ. День или два спустя послѣ этого я нашелъ на подносѣ, на которомъ былъ мнѣ принесенъ завтракъ, газету, еще сырую отъ печатанія. Я повернулъ газету, думая найти въ ней что-либо лично интересное для меня, и прочиталъ слѣдующее:

De par le Roi.

Извѣстно, что великій лордъ и знаменитый рыцарь сэръ Carраморъ-ле-Дезиреусъ снизошелъ встрѣтиться съ королевскимъ министромъ, Гэнкъ Морганъ, прозваннымъ Патронъ, для удовлетворенія нанесеннаго давно еще оскорбленія; это будетъ происходить на аренѣ близъ Камелота около четырехъ часовъ утра въ шестнадцатый день слѣдующаго мѣсяца. Битва будетъ à l'outrance, такъ какъ оскорбленіе было смертельное, не допускающее примиренія.