Янки. Книга 2 - [57]

— Взяла бы и стырила проволоки, да побольше. Не пришлось бы покупать.

— Ага, а то ты не знаешь, что серебро и я — вещи несовместимые. Так что здесь ты как-нибудь сам.

— Ну раз посмотрела антиангельские печати, посмотри и на антидемонскую, как раз по твоему профилю.

— Издеваешься, да? Да мне на нее даже смотреть больно, не то что рукой провести, — сказала она. — Теперь ты представляешь, как больно было развоплощаться тем, кого вы сюда кидали, развлекаясь?

Она аж вздрогнула, как от озноба.

— Не-а, — довольно заявил я. — И как?

— Ну вот представь себе, что ты жаришь муравья лупой.

— Да как-то не помню, чтобы пробовал.

— Да ладно? Есть такие люди? — скептически сказала ламия. — В детстве-то?

— Есть. Одного ты видишь перед собой.

— Ну вот примерно такие чувства мы испытываем от печатей. Жар, боль, и… и все. Окончательное развоплощение, — сказала она.

— И куда же вы деваетесь при этом самом окончательном?

— Как говорят — пустота.

— Пустота? Что это такое?

— Ну не требуй от меня метафизических теорий. Я тебе что, Эйнштейн вместе с Кроули? Я у них не спрашивала, — отмахнулась ламия.

— Не спрашивала? Они что, точнее их души, у вас? — заинтересовался я.

— Ага, сейчас. Держи карман шире. Так я тебе и сказала, — насмешливо сказала она. — Могу только сказать, что между нашими учреждениями идет большая конкурентная борьба. Мы — две стороны одной медали, точнее то, что за ее сторонами. Вы же — посерединке, ее ребро. И таких медалей множество, впрочем тебе ли об этом не знать? Сам из другой перенесся. У вас вообще дикие понятия — если грешник — то в ад, праведник — в рай, так?

— Ну примерно так. Только различия в пантеонах, у всех это называется по-разному и имеет существенные отличия.

— Не умничай, — сердито прервала меня серая. — Знаю я про эти ваши древа и так далее. Суть не в этом. Возьмем условный рай, сферический такой, в вакууме, и такой же условный ад. Ну с праведниками и грешниками тоже вроде все понятно. Но есть просто выдающиеся грешники, обладающие уникальными знаниями. Вот за этих идет борьба. Представь себе гениального ученого, но грехов на нем висит, как блох на барбоске. И вроде ему прямая дорога в ад, но получив после смерти неограниченный доступ к знаниям и ресурсам, он может такого натворить… Тут уже кто успел, тот и съел, точнее кто успел забашлять Жнецам и побольше. Гонка вооружений, понимаешь?

— И что, фифти-фифти? — хмыкнул я.

— Примерно так. Нет, насчет себя не обольщайся, ты в свою Навь попадешь, как раз к тем, кого ты туда отправил. Ох и весело тебе там будет… За мылом в душевой нагибаться… — осклабилась ламия.

Я прикинул, чем бы ее отоварить, чтобы не зарывалась. А то развонялась тут, почувствовала себя в безопасности… Как назло, в руках ничего не было, да и на мне тоже, черт, нечем воспитательный момент устроить.

— Вот так оно и есть. А пустота — это пустота, она первична, и что было до нее, никто не знает. Туда и попадают все сущности высшего порядка. А вот что там, где нигде и ничего, так никто и не узнал. Оттуда не возвращаются, по крайней мере, я об этом не слышала.

— Ясно. А теперь к делу. Я так понял, демоны планируют пройти через этот портал, так? — спросил я.

— Ну не факт. Я тебе уже говорила про щели. Хотя толстая задница главного демона туда вряд ли пролезет, а всякая мелочь не сможет сломать магоотвод без риска быть обнаруженной… Тем более, когда массированное вторжение, демоны гуськом через щель просачиваться не будут.

— На твой взгляд, как насчет сломать защиту этого портала? — я махнул в сторону стены.

— Сложно, но возможно, — ламия зашла за угол так, чтобы печать на нее не смотрела. — Сотня-другая демонов на растопку, а потом в момент перегрузки сильный демон из Рыцарей или Князей сможет пробить защиту, а потом разрушить стену с печатью физически.

— А не жалко их будет? — хмыкнул я.

— Жалко? Ты о чем? Вспомни — «номен иллис легио». То есть у нас нас хватает. Наловят бомжей, греющихся у адских котлов, и сюда, на разминирование. Может, наконец, хоть этими чертовыми мигрантами из соседних пантеонов займутся, — скривилась она. — А то ни хрена ни делают, а за них аборигены работают, понаехали тут… Чистый беспредел. Я бы ими занялась!

— Ну так предложи! — мне понравился мстительный тон ламии.

— Нельзя, — с огромной досадой сказала она. — Всякие там Бумба Лайфс Меттер порвут на тряпки. И голубые инкубы с розовыми суккубами поддержат, мерзость-то какая…

— Да, чувствую, натуралам и в аду покоя нет, — гоготнул я.

— А ты думал? И сюда это перенесли. Самый ништяк никчемных людишек совращать, чтобы потом прямым ад-экспрессом сюда мимо рая летели. Когда эту идею подкинули в массы, знаешь, как к нам поток подрос? То-то же. Даже расширяться пришлось.

— А если голубой, одноногий и из меньшинств, но гениальный ученый помрет, то куда он попадет?

— С такими данными? Только на «Оскар», — осклабилась ламия. И мстительно ухмыльнулась. — Им мы подкинули эту замечательную идею.

— Ну что-то как-то я об этом и подозревал. Что там с твоим нападением? А то кричишь «волк, волк», а ничего и не происходит?

— Скоро уже, скоро. Как узнают, что ангелам вход опять закрыт, так и ломанутся.