— Так где твой бог, святой отец? — безумный хохот отразился от высоких сводов церкви жутким эхом.
Тело в сутане безвольно висело, прибитое за ладони пятидюймовыми гвоздями к кафедре. Окровавленные губы священника шептали слова молитвы, обращенные к Господу.
— Заткните ему пасть! — недовольно рявкнула фигура в рогатой маске.
Раздался треск разрываемой ткани. Две полуголые девицы с размалеванными черной и белой краской лицами оторвали подол от сутаны падре и засунули ему в рот, не обращая внимание на кровь из разорванных губ.
— Вы все будете поклоняться Рогатому Богу, — склонилась маска над священником. — А твой бог мертв, его нет. Как нет и всей вашей «святой церкви».
Толпа из полутора десятков человек, размалеванная, в ритуальных одеждах, похожих на тот трэш, в котором ходят упорыши-готы зашумела, заулюлюкала и захохотала.
— Подарим же тебе встречу с твоим господином! — рогатый взял канистру, стоящую у ног, и густо полил священника прозрачной жидкостью. В воздухе запахло бензином.
Толпа рассыпалась по церкви обильно поливая из канистр сидения кресел, кафедру и алтарь, стараясь оросить как можно больше.
— Пойдемте, дети мои!
Беснуясь и приплясывая, толпа пошла к выходу вслед за рогатым.
— И вот так будет со всеми, кто отрицает приход Рогатого Бога! — чиркнул отломанной от пачки спичкой рогатый, и бросил занявшийся огонек в дорожку бензина, вспыхнувшую оранжево-синим пламенем.
Метрах в ста от церкви рогатый обернулся, с наслаждением глядя на дело рук своих. Храм бога-противника его бога горел, пламя вырывалось из лопнувших от жара витражных стрельчатых окон, наконец занялась и крыша. Горящий крест на фоне пожарища — что может быть лучше для Него, Неназываемого? За такое зрелище не жалко и душу Ему продать.
— Пастырь, пойдемте отсюда, — не выдержала одна из молодых сектанток. — Сейчас сюда приедет полиция!
— Пусть едет. И не называй меня никогда этими прозвищами чужих прислужников, я верховный жрец нашего ковена, а не раб мертвого ложного бога! Ладно, пойдемте отсюда, для полиции еще рано, потом будет время разобраться с этими псами, когда мы разберемся с их хозяевами. Хвала Рогатому Богу!
— Хвала Рогатому Богу! — хором грянули его последователи.
И группа растворилась в ночи, оставив за собой лишь догорающий дом божий.
Бззз… Бззз… Противное жужжание телефона, усиленное верхней панелью тумбочки, вырвало меня из объятий Морфея. Ну что за фигня! Это явно не будильник, тот бы мне сейчас ирландскую джигу играл бы — одна из самых бодрых мелодий для пробуждения.
Я с трудом разлепил глаза, и, прищурившись, посмотрел на горящие кровавым светом в темноте цифры электронных часов. Два часа четыре минуты… Кому надо звонить в такую рань? Что вообще стряслось?
Я тихонько освободил руку, вызвав недовольное сопение Елизаветы, и потянулся к телефону. На нем крупными буквами горело «Козьма». Мда, видать дело серьезное — какого-то черта мне звонить, когда мы были с ним в довольно прохладных отношениях после моего возвращения из САСШ, хотя прошло уже почти полгода, вон, июль на дворе.
— Да, — шепотом сказал я, нажав кнопку приема.
— Кресислав убит, приезжай, — лаконично сказал Козьма. — Машину я за тобой уже выслал.
И Козьма повесил трубку, избавив себя от посылания мной на три веселых буквы. Машину он уже вызвал… Хотя да, приехать стоило бы.
— Что там такое? — сонным голосом осведомилась Лизок.
— Кресислава грохнули.
— Что? — округлившиеся глаза моего синеглазого чуда были размером с блюдце, а от сонной истомы не осталось и следа.
— Дед звонил, — я кивнул на телефон. — Требует меня.
— Чертов старый хрыч! — бросила Лизок. — Пойдем, кофе тебе сделаю.
— Спи, моя девочка, — я поцеловал ее в щечку. — Я сам.
— Да уснешь тут с вами, — раздосадовано сказала она, и бессильно откинулась на подушки.
Я полез в шкаф, быстро снял свою одежду с вешалки, и начал неуклюже одеваться — сон еще не прошел, как говорил я «еще сосновый», координация не та. Даже вон брюки не поддавались моему очарованию, никак в штанину не попасть… Наконец справившись с одеванием, я секунду подумал, и взял из прикроватной тумбочки кобуру на клипсе с моим «Вальтером ППК», вдруг понадобится. Если что, у Лизки свой есть в тумбочке с ее стороны, да и охрана у дома соответствующая.
— Все, спи, — я аккуратно притворил дверь спальни и торопливо спустился вниз, на кухню. Сам себе кофе сварю, не доверяю я этот важный и сложный процесс никому.
Когда я вышел из дома, небеса все еще так же оставались белесые — белые ночи, все-таки, хотя и последний период. В округе истерически орали коты — они не понимали, что такое творится последние две недели, почему ночи с привычной темнотой нет. Шах и мат вам, блохастые, подумал я. В вашем мирке, ограниченном миниатюрной черепной коробкой, таких понятий нет.
У крыльца меня уже ожидал руссо-балтовский тяжелый джип СО ЕИВ. Вроде все свои — проверив на морок, я успокоился, а водителя деда я знал довольно хорошо.
— Прошу, господин граф, — он предусмотрительно открыл дверцу салона.
— Спасибо, Иван, но я привык спереди, — я открыл дверь рядом с водителем. — Ответственность на мне.
