Ян Собеский - [79]
До выступления государь тешился охотой, причем обстановкою и блеском едва ли мог сравниться с ним кто-либо из коронованных особ. Загонщиками были турецкие пленники, взятые на войнах. Выбирались самые способные и ловкие; из них были сформированы две егерские роты, одетые и вооруженные наподобие турецких янычаров. Польские начальники командовали ими по-турецки, потому что многие из наших, так же, как король, прекрасно владели турецким языком. Подбор янычар производился весьма тщательно, так что король мог вполне полагаться на это войско. Зато и содержали их прекрасно. В военное время они шли с обозом, разбивали и ставили палатки, устраивали ставки и ночевки для короля и его свиты, так что государь, прибыв на дневку, заставал все в полной готовности. В мирное же время янычары служили для охотничьей потехи. Накануне дня, назначенного для облавы, их отправляли вперед с повозками, сетями и собаками. У каждого был топор и огнестрельное оружие. Королевский ловчий указывал им участки леса, предназначенные для охоты, а они оцепляли их сетями, оставляя один лишь выход. Напротив выхода выстраивались псари с гончими и псовыми.
Прибыв к месту охоты, король выбирал место у единственного выхода. Спутники его становились полукругом на вперед назначенных местах; небольшая кучка оставалась вблизи короля. Тогда спускали смычки псов, гнавших зверя на охотников. А от сетей отгоняли его янычары громким криком и стуком. На каждого зверя имелись особые, натасканные, псы.
Король любил не только облавы, но и давно забытые охоты с кречетами и соколами. Он не боялся ни вепрей, ни медведей, которых часто добивал ножом, если им случалось искалечить слишком много собак.
После сейма страна сейчас же стала готовиться к войне. В особенности много хлопот было с Литвою, где войска были расположены на очень отдаленных от границ зимовьях. Король же проживал пока в Вилянове, благоустройством которого был чрезвычайно занят и так увлекался новой летней резиденцией, что забросил Жолков и Яворов. В Виляново свозили редчайшие деревья, растения, цветы, а король собственноручно с увлечением занимался их посадкой, прививкой и посевом.
Но уже в конце мая пришлось распроститься с садоводством и отправиться в лагерь, где король остался весьма доволен войсками, так как все хоругви были в готовности, а конница имела блестящий вид. Орудия и артиллерийские парки ни разу еще не были так многочисленны и так прекрасно оборудованы, как на этот раз, благодаря стараниям Контского и его помощников-французов. Напросился к нам в охотники маркиз де Куртанво, с блестящей свитой, поджидавшей его здесь, так как брат маркиза проживал уже некоторое время в Польше. Вместе с Куртанво приехали три французских офицера, о которых вспоминаю только потому, что один из них, Данвиль, чрезвычайно понравился вдове Бонкур, и она ему взаимно: обстоятельство, освободившее меня от необходимости играть роль претендента, так как я никогда и ни с кем не пускался в состязания на этом поприще.
Поход наш пусть опишут другие, лучше меня владеющие пером. Скажу только, что мы шли к берегам Днестра, на Буковину. Переправлялись у Журавна и у Галича; потом через Покутье вступили в Буковину. Неприятель нигде не появлялся вплоть до границ Молдавии, за теми пущами, которые отмечены в истории наших войн тяжелыми разгромами.
Когда мы наконец выбрались на открытую равнину, то увидели перед собой пустыню, а города — с ужасными следами разрушения и бедствий причиненных войнами. На заброшенных полях кой-где рос самосевом хлеб, и до Ясс нам нигде не повстречалось живого человека.
Король везде по заброшенным крепостям оставил небольшие гарнизоны, а на реках велел построить мосты на случай отступления. Дерева было в изобилии, и постройка подвигалась скоро, из целых бревен. Не трудно было переходить и вброд, потому что от большинства рек после засухи остались только одни сухие русла. Уверяли, будто уже три года не было дождя; все высохло, как порох; но травы, увлажняемые росами, разрослись прекрасно и, в особенности на низинах, были по пояс. Но Боже упаси заронить огонь: они вспыхивали как трут, потому что вся земля была покрыта толстым слоем истлевших листьев и стеблей.
Не успели мы пройти через Буковину, как явился к королю, с выражением покорности от имени господаря, его родственник и приглашал нас в Яссы, чтобы упредить бегство оттуда жителей. Однако король не придавал значения его клятвам верности и просьбам принять в подданство, так как он уже— многократно изменял нам. За три перехода от Ясс послан был вперед отряд, численностью в восемь тысяч человек, чтобы занять город. Но передовое войско не застало уже там ни господаря, так сердечно приглашавшего нас в гости, ни его семьи. Все упорхнули, забрав свои сокровища.
Местоположение Ясс чрезвычайно живописно. Город хорошо обстроен, церкви защищены стенами, точно замки. Вокруг сады и виноградники. Одним словом, после лесов и бесплодных равнин мы очутились точно в раю. Главный замок построен на горе; стены безобразные и старые, но чрезвычайно толстые. Внутри комнаты и залы, богато украшенные мозаикою и позолотой, с изумительным и неожиданным в таких местах искусством. Народ рослый, сильный и красивый. Мужчины воинственны на вид. Язык похож на итальянский. По войскам был отдан строжайший приказ, не чинить никому ни обиды, ни насилия, совсем как в Венгрии: король всегда заботился о том, чтобы рабочий, мирный люд не пострадал невинно от войны. Сердце его всегда было полно забот о меньшей братии.
Захватывающий роман И. Крашевского «Фаворитки короля Августа II» переносит читателя в годы Северной войны, когда польской короной владел блистательный курфюрст Саксонский Август II, прозванный современниками «Сильным». В сборник также вошло произведение «Дон Жуан на троне» — наиболее полная биография Августа Сильного, созданная графом Сан Сальватором.
«Буря шумела, и ливень всё лил,Шумно сбегая с горы исполинской.Он был недвижим, лишь смех сатанинскойСиние губы его шевелил…».
Предлагаемый вашему вниманию роман «Старое предание (Роман из жизни IX века)», был написан классиком польской литературы Юзефом Игнацием Крашевским в 1876 году.В романе описываются события из жизни польских славян в IX веке. Канвой сюжета для «Старого предания» послужила легенда о Пясте и Попеле, гласящая о том, как, как жестокий князь Попель, притеснявший своих подданных, был съеден мышами и как поляне вместо него избрали на вече своим князем бедного колёсника Пяста.Крашевский был не только писателем, но и историком, поэтому в романе подробнейшим образом описаны жизнь полян, их обычаи, нравы, домашняя утварь и костюмы.
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Графиня Козель – первый роман (в стиле «романа ужасов») из исторической «саксонской трилогии» о событиях начала XVIII века эпохи короля польского, курфюрста саксонского Августа II. Одноимённый кинофильм способствовал необыкновенной популярности романа.Юзеф Игнаций Крашевский (1812–1887) – всемирно известный польский писатель, автор остросюжетных исторических романов, которые стоят в одном ряду с произведениями Вальтера Скотта, А. Дюма и И. Лажечникова.
«Сумасбродка» — социально-психологический роман классика польской литературы Юзефа Игнация Крашевского (1812-1887).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.
Действие историко-приключенческих романов чешского писателя Владимира Неффа (1909—1983) происходит в XVI—XVII вв. в Чехии, Италии, Турции… Похождения главного героя Петра Куканя, которому дано все — ум, здоровье, красота, любовь женщин, — можно было бы назвать «удивительными приключениями хорошего человека».В романах В. Неффа, которые не являются строго документальными, веселое, комедийное начало соседствует с серьезным, как во всяком авантюрном романе, рассчитанном на широкого читателя.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.