Якутскіе Разсказы. - [26]
— Правильно! согласились слушатели.
— Выйди Тальо изъ палатки умыться въ снѣгахъ и взглянуть передъ смертью на міръ божій!..» Дѣвка поняла и отпрыгнула прочь, но ее удержали. Тогда стала просить съ плачемъ: «Подождите до вечера: можетъ быть богъ пошлетъ добычу… Я хочу жить… я боюсь!..» И мы ждали, наблюдая. Часто выходила дѣвочка за двери и, прикрывши глаза ладонью осматривала лѣсъ, а всякий разъ вмѣстѣ съ нею выходила мать, спрятавъ въ рукавѣ ножъ… Уже темнѣло. Часто выходила дѣвочка и все дольше стояла у порога, а я лежалъ въ тѣни, выжидая. Вдругъ слышу снаружи крикъ и сердце прыгнуло мнѣ въ глотку. Входитъ жена, качаясь, точно пьяная, съ ножомъ въ рукахъ… «Убила?» «Нѣтъ, Тумара, богъ милостивъ», говоритъ, «звѣрь идетъ лѣсомъ на двойной отсюда выстрѣлъ!» Я зажалъ ей ротъ, чтобы плакать не смѣла, и съ сыномъ выскочилъ за двери. Передъ палаткой сидѣла на землѣ дѣвка, протягивая впередъ руки, а недалеко въ лѣсу, правда, стоялъ звѣрь…
— Стоялъ звѣрь… повторила толпа.
— Развѣ для промышленника трудно убить занятаго ѣдой звѣря? Но члены мои высохли отъ голода, но жилы мои ослабѣли отъ мученій и, скрадывая добычу, я чуть держалъ ружье въ трясущихся костяхъ. Когда пораженный пулей звѣрь прыгнулъ въ кусты, мы бросились за нимъ, точно волки… И вотъ: богъ помогъ — остались въ живыхъ, чтобы завтра умереть…
Тумара умолкъ, повѣсилъ голову и опять правою рукою погладилъ правое ухо. Окружающіе молчали. И казалось имъ, что слышатъ они въ этотъ мигъ напряженнаго вниманія плескъ каждой отдѣльной волны въ рѣкѣ, стукъ каждой отдѣльной вѣтки въ колеблемомъ вѣтромъ лѣсу. Вдругъ среди этихъ однообразныхъ звуковъ пронесся звукъ отличный, заставившій всѣ лица просіять. Всѣ повернули головы туда, откуда онъ прилетѣлъ.
Міорэ, молодой сынъ Сельтичана, нагнулся къ отцу и шепнулъ:
— Отецъ, наши идутъ!..
— Да — идутъ!..
Дѣйствительно: это шелъ обозъ.
Старики остались на мѣстѣ, но молодежь мало-помалу покинула кругъ и собралась на краю рощи, откуда лучше былъ видѣнъ отрядъ, уже появившійся въ скалистыхъ воротахъ долины.
Впереди, верхомъ на темно-рыжемъ оленѣ, ѣхала молодая дѣвушка. Ея богато украшенное серебромъ платье указывало, что она холена и любима въ семьѣ. Въ рукахъ держала она «копье — пальму»; распущенные волоса ея сдерживала на головѣ вышитая цвѣтными бусами и корольками діадема. Она очищала путь каравану, обрубая среди нависшихъ надъ тропою вѣтвей и сучковъ тѣ, которые могли задѣть за вьюки или платье ѣдущихъ. Когда она подымала оружье, лучи солнца зажигали на его лезвіи пламенный отблескъ, который точно блуждающій огонекъ, носился нѣкоторое время надъ ея головою, плавалъ съ боку рядомъ съ серебряными украшеніями, покрывающими ея грудь, пока брошенный умѣлой рукой не потухалъ въ зелени кустовъ.
— Хока!.. Хогай!.. — вскрикивала всякій разъ восхищенная молодежь. Около дѣвушки кружились два черныхъ пса, которые поминутно то выскакивали далеко впередъ, то останавливались и возвращались, высматривая, обнюхивая и не оставляя ничего безъ вниманія. Позади дѣвушки тянулась длинная вереница навьюченныхъ оленей. На нѣкоторыхъ сидѣли люди: — молодыя и старыя женщины, подростки, наконецъ, дѣти, привязанныя къ горбамъ животныхъ поверхъ вьюковъ — зашитыя въ мѣха, толстыя, жирныя, неподвижныя, точно домашніе боги.
Въ самомъ хвостѣ каравана два вооруженныхъ промышленника при помощи собакъ гнали стадо запасныхъ необученныхъ животныхъ и самокъ съ телятами.
Шумъ, гамъ, топотъ, тревожныя похрюкиванія оленьихъ матокъ, отыскивающихъ отставшихъ дѣтенышей, бряцанье бубенчиковъ и колокольчиковъ, подвязанныхъ къ шеямъ передовыхъ животныхъ, возгласы людей, перекликающихся между собою или призывающихъ къ порядку стадо, все это, повторенное отголоскомъ долины, сливалось въ ушахъ слушателей въ знакомую пѣсню довольства и богатства привольной кочевой жизни. Глаза ихъ разгорѣлись и они не могли уже сдержать возгласовъ удивленія или порицанія, вызываемыхъ образами и лицами, проходящими мимо, точно цвѣтныя, летучія тѣни.
— А вотъ старуха Ніоренъ!..
— Славная старуха!..
— Такими бывали раньше тунгускія женщины…
— Сказываютъ…
— Посмотрите, какъ ловко оленемъ правитъ…
— Еще-бы… Говорятъ родила недавно Сельтичану сына — это лучше…..
— Ничего лучшаго не вижу — жена Маянтылана еще старше, а родила…
— Молчите, вотъ Саля, невѣстка старика, про которую складывали пѣсни…
— Развѣ она и теперь ихъ не стоитъ!..
— И то правда…
— Болтайте, болтайте: услышитъ Міорэ — онъ вамъ задастъ!..
— Что-же онъ намъ сдѣлаетъ? Мы его не боимся!
— Смотрите, смотрите: Ляубзаль!.. Упадетъ.
— Правда! — олень диковатый!.. Напрасно посадили мальчика…
— Молодецъ мальчуганъ — увидите: будетъ онъ у старика лучшій…
— А Чунъ-Мэ?
— Мцы!.. Чунъ-Мэ… Чунъ-Мэ… — со вздохомъ проговорили нѣкоторые, вспоминая красавицу съ пламеннымъ клинкомъ надъ головою.
— Слышно, — князь сватать ее намѣренъ для сына…
— Эхъ! не дастъ старикъ любимой дочери князю, не отдастъ…
Когда проѣзжалъ старшій сынъ Сельтичана, извѣстный промышленникъ и стрѣлокъ, прозываемый «Отблескъ льдовъ», разговаривающіе почтительно умолкли. Наконецъ, исчезъ въ далекой рощѣ послѣдній олень каравана и лѣсъ сомкнулъ за ними свои колышущіяся вѣтки.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Когда Манфред Лундберг вошел в аудиторию, ему оставалось жить не более двадцати минут. А много ли успеешь сделать, если всего двадцать минут отделяют тебя от вечности? Впрочем, это зависит от целого ряда обстоятельств. Немалую роль здесь могут сыграть темперамент и целеустремленность. Но самое главное — это знать, что тебя ожидает. Манфред Лундберг ничего не знал о том, что его ожидает. Мы тоже не знали. Поэтому эти последние двадцать минут жизни Манфреда Лундберга оказались весьма обычными и, я бы даже сказал, заурядными.