Яд - [6]

— Добрый вечер, маленький Мариус, — сказала она. — Как поживает твоя матушка?

Мариус поднялся и смущенно ответил:

— Спасибо, хорошо.

— Кушайте, мальчики. Вам, бедняжкам, необходимо подкрепиться после всей этой сухой премудрости.

Эти слова фру Левдал произнесла на торопливом, звучном бергенском наречии. Затем, улыбаясь, она стала приглаживать сыну его взъерошенную прическу, которая все еще напоминала о несчастном событии в жизни влюбленного.

Фру Венке Левдал была очень красива и так по-девически молода, что всегда с истинным удовольствием знакомила с гостями своего высоченного сына, которому пошел пятнадцатый год.

Да, пятнадцать лет прошло с тех пор, как она вышла замуж за Карстена Левдала, молодого глазного врача, который тогда только что вернулся из Парижа с блестящими аттестациями от медицинских светил. Помимо того, у Карстена Левдала были отличные европейские манеры, и это окончательно решило вопрос о замужестве. В ту пору ей было всего девятнадцать лет. Он был лет на пять старше.

Фру Левдал подсела к мальчикам и начала чистить яблоко.

— Ну, позвольте узнать, — спросила она, — какую чепуху вам задали на завтра?

Абрахам принялся перечислять то, что было задано: математика, греческий, латынь…

Фру Венке Левдал сказала:

— Мне кажется, что греческий язык — это нечто отвратительное!

Маленький Мариус не привык к такой оценке классики, и поэтому он с жаром заговорил:

— Мы изучаем «Илиаду» Гомера. Это о греческих воинах, которые сражались под Троей…

Абрахам прервал своего маленького друга:

— Уж не думаешь ли ты, что мама не знает «Илиаду» Гомера?

Мариус густо покраснел, но фру Левдал сделала вид, что не заметила его смущения, и многозначительно взглянула на сына. Улыбаясь, она сказала мальчикам:

— Не вижу ничего хорошего в том, что вы изучаете этих греков. И что это может вам дать? Конечно, мы не очень-то знаем, какими они были в древние времена, но сейчас, в наши дни, по словам моряков, это, пожалуй, самые вероломные люди.

Фру Левдал поспешно добавила:

— А разве в прошлом у нас не было героических воинов? Были, и даже получше, чем греки!.. Абрахам, где у тебя Снорри?[1]

— Снорри? Он, кажется, на полке…

— Да ты, видимо, даже не перелистал эту книгу?

Абрахам с комической мольбой поднял руки, как бы защищаясь от слов матери.

Фру Левдал шутливо бросилась к сыну, чтоб оттрепать его за волосы.

— Вот тебе сейчас достанется от меня, несчастный грек!

Абрахам, смеясь, отбивался от матери. И эта шутливая борьба так насмешила Мариуса, что он едва не свалился под стол.

Борьба кончилась не в пользу фру Левдал. Ее волосы растрепались, и пряди их падали на глаза и уши. Брошка оказалась на полу. А манжеты совсем помялись.

Сын открыто торжествовал победу, Мариус — втихомолку.

Приведя себя в порядок, фру Левдал сказала сыну:

— А теперь вам придется все же с головой окунуться в настоящую древнюю норвежскую сагу.[2]

— Ой нет, мама, избавь нас от этого!

— Нет, не избавлю! А за то, что ты пренебрегаешь Снорри, ты послушаешь теперь повествование о нем.

Взяв с полки книгу, фру Венке стала читать, и читала она превосходно, так как хорошо знала стиль саг и любила их.

Когда-то, в девические ее годы, в доме ее отца — весьма состоятельного Абрахама Кнорра — собирались все те бергенцы, которые оставались истинными патриотами-норвежцами, несмотря на разгул сине-желтой реакции.[3]

В доме ее отца сходилось пестрое, разнообразное общество — и дюжие моряки и всякого рода национальные гении. Но все были истинными сторонниками всего норвежского. Появились первые сторонники ланнсмола[4] — упорные и восторженные люди, которые носили одежду из домотканого сукна. И на их костюмах были пришиты роговые пуговицы — норвежские роговые пуговицы.

Многословие не считалось в то время добродетелью. Собравшиеся предпочитали говорить кратко, но в их веских, хотя и затрудненных изречениях, таились глубины народной мудрости.

В восторженных сердцах этих людей пылала истинная любовь к отечеству, свободе и народу — пылала любовь, к которой, как к каждой любви, примешивалось некое полуосознанное сомнение.

В своей борьбе эти люди были ожесточены и непримиримы, хотя они и не были уверены, что стоят на совершенно правильном пути. Тем не менее они до конца были преданы своей борьбе, так как им что-то подсказывало, что надо крепко держаться своего дела.

Среди таких людей выросла Венке Кнорр, и она была до некоторой степени их валькирией и вообще много значила для них. Ее семья принадлежала к старинному роду в Бергене. Этот род из поколения в поколение передавал любовь к родине и чувство национального достоинства, того высокого достоинства, которое обычно крепнет в борьбе там, где была одержана победа над иноземной кровью.

Венке Кнорр была полна национального воодушевления. Более того, во имя свободы и народа она готова была пойти на любую жертву. Будучи девушкой, она ходила в платьях из домотканой материи и умела говорить на ланнсмоле. И постоянно огорчалась тем, что от нее не требовалось чего-нибудь большего.

И вот в один чудесный день она обручилась с новоиспеченным профессором Левдалом, происходившим из старой датской чиновничьей фамилии, крайне сухой и закостеневшей. О нем мало что было известно. Знали только, что он отлично закончил университет. И был видным кавалером на танцевальных вечерах в столице.