Яд для Моцарта - [40]

– А как же Бакалевский? – робко нарушил затянувшуюся паузу ученик. – Вы недоговорили…

– А? – очнулся от своих мыслей педагог. – Да что вы пристали ко мне со своим Бакалевским? Не люблю я его музыки, признаюсь откровенно. Не люблю, понимаете ли. И ведь совершенно не важно, что пишут о нем в газетах, – понимаете ли, Витя? Главное в том, что музыка эта – не первого сорта, а второго. Для первого сорта у автора оказалась, так сказать, «кишка тонка». А потому мы ищем недостатки и, конечно, находим их. Разумеется, мы найдем их и в хорошей музыке – скажем, в тех же прелюдиях Шопена. Однако, так как там музыка хорошая, мы не ищем эти погрешности специально, и правильно делаем!

Втолковывая ученику прописные истины, как неразумному дитя, Дмитрий Дмитриевич увлекся и не заметил, как проехал свою остановку. Трамвай увез его на несколько кварталов дальше, а потому композитору все равно пришлось добираться до дома пешком.

grave infernale

Он ощущал на себе внимание Специальных служб с тех пор, как признался миру в том, что рожден разноцветным.

В ту же минуту службами по ветру была послана первая порция яда. Впрочем, ее-то он как раз и не заметил. Он продолжал писать свою музыку, не замечая, какая западня для него готовится.

Тогда находчивые работники службы придумали особый метод борьбы с нарушителем. Они стали исполнять его произведения и даже хвалить их: это требовалось для того, чтобы композитор потерял бдительность и позволил себе лишнее, дабы нанести открытый и сильный удар.

Некоторое время пришлось выжидать. И вот наконец нашелся чудесный повод для первого ножа: в Большом театре состоялась премьера его оперы «Леди Макбет Мценского уезда». Те конкретные лица, коим надлежало взять нож в руки, были осведомлены о постановке заранее. Они долго и основательно готовились. По прошествии целого месяца со дня премьеры – во время отъезда автора из столицы – холодное оружие из-за спины было пущено в ход…

В Архангельске стоял жуткий мороз. Столбик ртути на термометре опускался ниже нуля до отметки 50. Нахохлившиеся, укутанные с головы до пят прохожие спешили по своим делам, стараясь не останавливаться и не замедлять хода во избежание столь неприятного явления, как отмерзание конечностей и частичное обморожение.

Возле газетного киоска очереди совсем не было. Продавщица – пожилая женщина с усталым лицом, часть которого виднелась из-за огромного пухового платка – в очередной раз наливала из термоса горячий чай: киоск почти не отапливался. Торопливый стук в окошечко заставил ее отвлечься от возни с термосом. Да и крышка, как на грех, никак не поддавалась – то ли плотно закрутила, то ли пальцы скрючились и отмерзли окончательно.

Со вздохом разогнувшись, газетчица приоткрыла окошечко и неприветливо спросила покупателя:

– Чего надо?

Человек в ушанке и очках, обледеневших на морозе, коротко выдохнул:

– «Правду», будьте любезны, – и протянул монету, уютно пригревшуюся в толстой вязаной рукавице.

Монетка звякнула о блюдечко. В открытую ладонь продавщица вложила газету, свернутую в трубочку, и поспешно захлопнула окошечко, через которое в киоск проникал вымороженный воздух.

– И кто в такой холод газеты читает? – пробурчала женщина, окинув покупателя, уткнувшегося в газету прямо не отходя от киоска, недоброжелательным взглядом. – Сидели бы себе дома, возле печки. Так нет же – шляются всякие! И ходют, и ходют, морозу только нагоняют.

Откупорив наконец упрямую крышку термоса и плеснув в железную кружку слабого чайного напитка, который еще пару часов назад был кипятком, газетчица облегченно вздохнула. Глоток теплого варева, пробежавшись по пищеводу, оказал на организм живительное воздействие и даже поспособствовал возрождению бодрости духа.

– Ну и ниче! – сказала продавщица сама себе, поскольку рядом никого не было. – Скоро будет потепление. А с чайком-то и впрямь жить можно! Вот только сахарку бы сюды еще…

Женщина посмотрела сквозь оттаявший кусочек обледеневшего стекла на улицу и ахнула:

– Братцы-светы! А чудак-то этот все стоит и читает! Да он же замерзнет весь! Уже минут пять прошло, а он с места ни шагу!.. Эй, ты, товарищ! – крикнула она и застучала по стеклу киоска. – Граждани-ин! Слышь меня, али как? Не слышит, видать – оглох от мороза. Ах ты, господи, спасать человека надо…

Любая русская женщина, даже если она отличается повышенной степенью вредности и ворчливости, не может остаться равнодушной, когда в двух шагах от нее погибает живое существо. Завязав потуже платок, сердобольная газетчица устремилась на помощь замерзающему покупателю, позабыв о жестоком морозе, который хлынул внутрь киоска, как только она приоткрыла дверь и шагнула за порог.

Покупатель стоял неподвижной окаменевшей глыбой – с газетой в руках. Он не отозвался на вопросы продавщицы, никак не отреагировал на тормошение. Вместе с подсобившим прохожим женщина затащила отмороженного в киоск, где принялась отпаивать его остатками чая.

– Да спиртом его надо! – посоветовал прохожий, растирая пострадавшему лицо и руки. – Тут дело такое, что чай не поможет.

– Ха, скажешь тоже – спиртом! А то я сама не знаю, что надо! Только откуда ж его взять, спирт-то? Денег у меня нету, чтоб последние гроши на всяких недоумков спускать, – ворчала в ответ женщина, но при этом порылась все же в недрах бездонных карманов и извлекла оттуда горсть мелочи. – На, посчитай, может, на четвертушку-то и наберется…