Яд для Моцарта - [39]

Судите сами: разве подобает выдающемуся педагогу, профессору Ленинградской государственной консерватории, гениальному композитору, автору знаменитых, грандиознейших произведений, бегать по ночам за трамваями?

Несмотря на то что ученик брал у него уроки композиции уже не первый месяц, он всякий раз искренне поражался той потрясающей парадоксальности, которая уживалась в этом удивительном человеке, и все еще не мог привыкнуть к непредсказуемости его характера.

Тот самый Дмитрий Дмитриевич, который с самым строжайшим видом выслушивал результаты его скромных попыток в области композиции на уроках и давал замечания редкостной ценности, который с вдохновленным видом, откинувшись и прикрыв глаза, говорил о шедеврах музыкальной культуры, – тот же самый человек мог через мгновение отпустить язвительную шуточку по поводу непрофессионализма некоторых его коллег и позвать в закусочную – туда, говорит, хорошую водку завозят.

Вот и сейчас: рассуждая об отгремевшей полчаса тому назад премьере в Мариинском и оборвав себя на полуслове, педагог внезапно сорвался с места – и непринужденная ночная прогулка обернулась для обоих сумасшедшим кроссом. «Мне-то и не нужно вовсе на трамвай, он едет в другую сторону!» – скакали мысли в голове ученика. Он жил неподалеку и вполне добрался бы пешим порядком, но расстаться с учителем вот так просто не мог.

Добежав до поворота, Дмитрий Дмитриевич остановился и обернулся:

– Поднажмите, Витя! Он совсем близко! Сейчас будет проезжать мимо, и нам нужно будет вскочить на ходу…

Грохочущий трамвай был уже совсем близко, когда Витя догнал педагога. Улучив момент, когда вагон поравнялся с ними, Дмитрий Дмитриевич собрал остатки сил, скоординировался, ухватился за торчащий поручень и одним махом вскочил на подножку. Ученику ничего не оставалось, как последовать его примеру.

– Ну вот и ладненько! – радовался Дмитрий Дмитриевич, усаживаясь на свободное место – вагон был практически пуст. – Теперь можно быть уверенным, что попадем домой не к утру и домашние не будут беспокоиться.

Он снял очки и вытер ладонью взмокший лоб, от души рассмеялся:

– Вот уж выдалось приключение, так сказать, на вашу голову! Вы, наверно, и предположить не могли, что я заставлю вас вскакивать в трамваи! Но вы в следующий раз все же так не поступайте – это нехорошо, понимаете ли, а к тому же опасно для жизни.

Его речь была по обыкновению отрывистой и напряженной. Руки, не знающие покоя, совершали множество лишних движений. Педагог поправил папку, устроив ее на коленях поудобнее, и заботливо погладил ее по мягкой коже:

– Представляете, а я ведь чуть было не выронил ее во время этой погони! Вот было бы досадно! Ха-ха! Здесь ведь у меня ученические сочинения хранятся, я обещал все просмотреть дома. Кстати, – спохватился он, – давайте-ка сюда и ваш квинтет! Я не успел как следует его изучить. Но уже с первого взгляда мне показалось, что он представляет из себя нечто интересное. Давайте, давайте. А покуда подумайте над выбором текста для кантаты. Что-то подсказывает мне, что в этом жанре вы откроете для себя новые пути и возможности.

– Дмитрий Дмитриевич, как вы считаете, может, мне стоит пока написать что-нибудь хоровое, но не столь масштабное?

– Хоры? Хоры, хоры… – учитель на мгновение задумался. – Понимаете, Витя, для этого жанра вам придется выбирать пролетарские стихи, в ином случае никто и не возьмется за исполнение. Мой вам добрый совет: в поиске текста для кантаты обратитесь к классикам. Темы классиков вечны и незыблемы, к ним трудно, так сказать, придраться, и в ваш адрес от критиков не полетят порицания и оскорбления.

– Хорошо, Дмитрий Дмитриевич. А что можно взять за образец? Может, изучить вокально-инструментальные сочинения Бакалевского? Я читал о нем в газете как о выдающемся мастере жанра…

– Глупости! – вспыхнул учитель. – Бакалевского хвалят за правильно избранную политическую позицию, только и всего! Его музыка воспевает светлое будущее, но достаточно раз послушать ее, чтобы убедиться, что ее заслуга именно в угодном властям смысле.

– Значит, это неправда, все, что о нем пишут критики?

Дмитрий Дмитриевич с улыбкой посмотрел на наивного молодого человека:

– Витюша, дорогой мой, неужели вам еще не приходилось самолично убеждаться в качестве оценок наших критиков? Мою Пятую Симфонию они обозвали, понимаете ли, соцреалистической… Вспоминаю, какую радость принесло мне, так сказать, прослушивание моей симфонии партийным активом! – в голосе композитора слышалась откровенная издевка и усмешка. Он характерным жестом закинул руку к затылку, а потом отвел к подбородку. – С тех пор я только и мечтаю о том, чтобы мои произведения почаще исполнялись перед партийной аудиторией! Наша партия с таким вниманием следит за ростом музыкальной жизни нашей страны. Это пристальное внимание я ощущаю на себе в течение всей моей творческой жизни.

У молодого человека мурашки пробежали от интонации, с какой учитель произносил последние слова. Дмитрий Дмитриевич замолк и нахмурился. Его добрые глаза, по обыкновению излучающие мягкий свет, теперь горели огнем сопротивления.