Я знаю все твои мысли - [5]

— Пап, — умоляюще стонет он, — кажется, мы не на шутку напугали этих девчонок. Может…

Но отец не обращает на него внимания.

— Дамочки! Привет! Я — Джим Рейберн, а это мой сын, Гидеон.

Стайка девчонок делает шаг вперед. На лице у всех трех маленькая полуулыбка — вежливая, терпеливая, из тех, что подростки приберегают для надоедливых взрослых. Высокая блондинка смелее всех — приближается к машине; у нее открытая, искренняя улыбка. Две другие девочки держатся поодаль.

Джим Рейберн снова подмигивает:

— Вы, наверное, не знаете, как проехать к академии Мидвейл?

Такое уж у Джима чувство юмора. Ведь он уже на территории академии! Не могу представить, как кому- то это может показаться смешным. Я, конечно, рада, что не настолько тупа, но мне все же хочется рассмеяться, потому что чувствую себя жутко неудобно. Темноволосая девочка с красной прядкой и малышка, похожая на балерину, начинают перешептываться. Блон- динка прищуривается и пытается улыбнуться, но Гид видит, что ей неловко.

Он понимает, что, услышав тупую шутку, она чувствует себя виноватой, ей становится стыдно, она не знает, как реагировать.

По крайней мере, именно такие чувства испытывает Гид. И потому думает, что окружающие чувствуют то же самое. Но он прав. На все сто. Зажмурив глаза, Гид представляет: вот сейчас он вскроет себе вены, и темная кровь зальет папины плетеные автомобильные коврики, сделанные на заказ.

Наконец Джим разражается нарочито громким смехом.

— Ладно, — говорит он. — Понимаю, мне вас не обмануть. Ладно, ладно. Видимо, придется мне рассказать о том, как я увидел трех очаровательных девчушек и мне стало не так страшно оставлять сына в этой замечательной школе. Раз уж мне предстоит поведать вам об этом, как мне вас называть?

Теперь в его отца, похоже, вселился Марк Твен.

— Марси Проктор, — отвечает блондинка, самая приветливая из трех. — Праправнучка Чарлза Пека Проктора, выпускника 1865 года. Это он построил здание «Проктор».

Гид молчит как рыба о том, что это его общежитие.

Как мило.

— Мидвейлская аристократия, — говорит Джим, и его искреннее восхищение дает всему миру понять, что сам он далеко не аристократических кровей. — Очень мило!

— А это моя соседка, Молли Макгарри, — Марси кивает на одну из спутниц.

Молли Макгарри делает насмешливый реверанс:

— Родственница тех самых Макгарри из Буффало, — поясняет она. — И если уж вы хотите вставить меня в свой рассказ, пожалуйста, начните так: жила- была принцесса Молли, надменная и прекрасная. «Надменная» — в первую очередь. — С этими словами она смотрит на Гида, вскинув бровь.

Гид не может оторвать от нее глаз. В голову приходит слово «неотразимая», и он пытается вспомнить, в какой книге ему встретилось это слово, потому что обычно ребята так девчонок не называют. Потом он отводит взгляд.

Позади раздается гудок. Гид оборачивается и видит белый (здоровенный) БМВ 7-й серии, с противным визгом надрывающий двигатель у них на хвосте.

— Да потише ты, — бормочет Джим Рейберн. — Ладно. Пора нам ехать, но мы так и не познакомились с вами. — Он показывает на маленькую девочку, прикрывающую глаза рукой. Кажется, она готова растаять на палящем солнце, как кусок масла.

— Меня зовут Эди, — отвечает она. — Надеюсь, тебе здесь понравится.

А потом Гидеон (или я? или мы?) снова смотрит на часовню. Думает о сексе или о том, что почти занимался сексом, потом возвращается мыслями к башне с часами, песне «Иглз» и загулявшей мамаше. Вот он стоит у дверей общежития и смотрит на ненавистного придурка, дирижирующего симфонией Моцарта лож- кой…

Понятия не имею, как я оказалась в голове Гидеона Рейберна. И уж теперь, когда я здесь, мне некогда разбираться. Я и так изо всей мочи стараюсь поспевать за его мыслями, хотя поток мыслей Гида — «со мной все в порядке, все хорошо, я полный идиот, все идет к черту» — не слишком отличается от моего собственного. Но, не считая анатомических особенностей, мыслей о девчонках и парализующего стыда при мысли о Джиме Рейберне, которого я лично считаю попросту чудаком, мы с Гидом скорее похожи, чем отличаемся.

Каллен и Николас

Снаружи общежитие выглядит просто грандиозно. На интерьер же сил не хватило. Гиду нравятся великолепные высокие окна, свежий слой белой краски выглядит ободряюще. Но при взгляде на ковер — цвета бурого чечевичного супа, жесткий, с коротким ворсом — и флуоресцентные лампы у него возникает чувство, что его на- дули. И в каком-то смысле это действительно так.

В заведениях вроде Мидвейла главное — показуха. Тут весь смысл в том, что эта школа должна представлять и символизировать. И никому из тех, кто крутится в этом колесе, нет дела до того, что она на самом деле из себя представляет и что символизирует.

Гид встает в очередь, выстроившуюся у стола, над которым висит табличка «КЛЮЧИ». Как и повсюду в школе, на табличке символика Мидвейла — статуя всадника и надпись на латыни, в свободном переводе означающая «Учитесь вечно».

Гидеон без особого восторга узнает парня из белого БМВ: он стоит в очереди на несколько человек впереди него. Тот дважды оборачивается, чтобы злобно зыркнуть на него из-под завесы черных волос. У него азиатские черты, но не совсем. Его красота точно выточена из камня, отполирована и, по-моему, является для него постоянным источником удовольствия. Черноволосый выходит вперед, чтобы взять свой ключ, и, выходя из зала, бросает на Гида еще один ледяной неприязненный взгляд. Глаза Гида расширяются от страха, он делает усилие и прищуривается, чтобы испуг не так бросался в глаза. Черноволосый, фыркнув, усмехается, вкладывая в эту насмешку столько неприкрытого презрения, чтобы Гид понял — он не считает его достойным противником. Гид оглядывается в поисках дружелюбного лица. Слава богу, больше ни- кто над ним не смеется. Гид замечает, что его сокурсники по Мидвейлу почти все как на подбор отличаются высоким ростом и хорошим сложением. Парни под стать девчонкам, которых он видел во дворе. Его очередь. Он распрямляет плечи и делает шаг вперед, чтобы взять ключ.