Я взлечу - [55]

С того вечера на Ринге от нее ни весточки. Нет, на этот раз она не исчезала. Вчера звонила Джей. Просто не хочет меня видеть.

У дверей «Рыбной хижины» уже припаркован «хантер» Суприма. Свой велик я завожу внутрь. Было бы тупо оставлять его снаружи – сопрут. А мистер Барри, владелец, прикапываться не станет. Он, кстати, сразу же здоровается: «Привет, Ловорезка!» Из-за отца мне здесь очень многое сходит с рук.

Стены «Хижины» обиты деревом, как гостиная дедушки с бабушкой, но здесь дерево покрыто темной жирной пленкой. Бабушка бы такого не допустила. Телевизор в углу потолка всегда настроен на новости, и мистер Барри постоянно с ним перекрикивается. Вот и сегодня он стоит за стойкой и вещает: «Этот кретин ни слова правды не скажет!»

Суприм занял столик в углу. На нем темные очки – кажется, он их вообще не снимает. Он с аппетитом поедает жареную рыбу с яйцом – фирменный завтрак «Хижины». Увидев меня, он вытирает рот.

– А вот и героиня дня, – и делает мне знак садиться напротив. Я прислоняю велик к стене. Суприм подзывает мистера Барри: – Мистер Би, принесите юной даме все, что она пожелает! За мой счет.

Мистер Барри записывает наши заказы в блокнот. Раньше я думала, что он похож на молодого Санта-Клауса – черноусого и чернобородого. Теперь у него появилась проседь.

Я заказываю креветки с кукурузной кашей и «санкист». Его можно пить в любое время суток – это газированный апельсиновый сок. Я буду верна ему до самой смерти.

– Поздравляю с первым местом в рейтинге, – говорит Суприм, когда мистер Барри уходит. – У меня для тебя подарок по случаю, – и достает из-под стола пакет.

Он не очень большой, но тяжелый – приходится взять двумя руками. Внутри темно-серая обувная коробка с логотипом в виде дерева.

Поймав мой взгляд, Суприм ухмыляется, демонстрируя золотые зубы.

– Давай, открывай.

Я достаю коробку. Уже понятно, что внутри, но пульс все равно подскакивает. Открываю крышку – и не могу сдержать возгласа: «Охренеть!»

Внутри новенькие тимбы. Не та потертая пара из общественного центра – совершенно новые, никем еще не ношенные.

– Если не угадал с размером, обменяю, не вопрос, – говорит Суприм, глядя, как я достаю один.

Я провожу пальцем по вытисненному на коже дереву. Глаза дико щиплет. Я месяцами пахала, чтобы накопить на них. Месяцами! Меня даже отстранили от занятий за торговлю сладостями, а я так и не накопила! Это была большая цель, я долго к ней шла и все не могла дойти. А Суприм просто берет и вручает мне новенькие тимбы, как будто это какой-то пустячок.

И сейчас я скажу невероятную вещь:

– Я не могу их принять!

– Почему?

Дедушка научил меня не брать крупных подарков, которые дарят будто бы просто так. Может оказаться, что настоящий повод их дарить тебе не понравится.

– Зачем вы мне их купили?

– Я же сказал, по случаю первого места в рейтинге.

– Но они стоят целую кучу денег…

– Целую кучу? – смеется Суприм. – Всего сто пятьдесят баксов. Я темные очки беру дороже.

– Ой.

Обалдеть. Вот бы и для меня сто пятьдесят баксов были мелочовкой. Блин, ну и дурой я сейчас, наверно, выгляжу, что назвала это кучей денег. Нищей дурой, конечно.

Мистер Би приносит мне креветки с кукурузой. Я сосредоточенно пялюсь в тарелку.

– Ничего, – говорит Суприм, – помнится, для меня это когда-то тоже была целая куча денег. Возьми их. Честное слово, никакого подвоха.

Я разглядываю свои паленые тимбы. Подошва потихоньку отрывается. Вряд ли еще хоть на месяц хватит. Даже на неделю.

– Спасибо, – бормочу я и пихаю ботинки в рюкзак.

– Пожалуйста. – Суприм поливает свою тарелку острым соусом. – Я знал, что после замеса на Ринге о тебе заговорят. Но ты, малышка, взяла и превзошла себя.

Мы с ним точно одни и те же новости смотрели?

– Заговорили, да, но говорят в основном плохое.

– Если честно, это лучший вариант из возможных. Реклама есть реклама, плевать, с какой грязью тебя смешают. В конце концов, ты же в топе Dat Cloud.

– Ага, но многие слушают меня не потому, что им нравится песня.

Ага, я совершила эту ошибку – хорошенько почитала комментарии.

– Но что будет, если теперь все начнут говорить про бунт в моей школе?

– А, так это была твоя школа?

Вот этого в новостях действительно не сказали. Наверно, по закону не имеют права.

– Ага. Кстати, они бунтовали потому, что им не понравилось, что сделали со мной.

Он кивает, как будто узнал все, что нужно.

– Наверно, это только больше внимания привлечет к песне. Люди обожают во всем винить хип-хоп. Так, наверно, проще, чем искать реальный корень зла. Зато, слушай, у тебя классная компания. Это пережили N. W. A. и Public Enemy, Тупак и Кендрик… Да блин, реально всех, кто когда-либо вставал к микрофону, чтобы что-то донести до мира, потом травили за то, как они это доносят.

– Правда?

– О да. Вы, молодежь, просто не в теме. N. W. A. после трека Fuck tha Police приходили письма из ФБР. Потом какой-то пацан подстрелил копа и слушал в машине Тупака. Власти заявили, что во всем виновата песня.

– Что за бред?

– Полный бред, – кивает Суприм. – И так было всегда. Мы говорим правду, а нас выставляют злодеями. – Он делает глоток апельсинового сока. – Поэтому тебе нужен нормальный менеджер. Чтобы контролировать шумиху и извлечь из нее выгоду.