Я видел, как живет Италия - [94]

Трактирщик из Милана, встретившийся Ноэлю Калефу, рассказывает о том, как обычно проходят выборы в Италии: «Бог-отец стоит перед урной, Иисус протягивает вам бюллетень, а Святой дух ведет пропаганду». Эпизодические персонажи Калефа не раз с шутливой горечью признаются, что если бы не их жены, они голосовали бы против христианских демократов…

Читателя не может не потрясти описание своеобразной политической полиции, созданной в Италии церковью. Местные священники ведут в приходах «картотеки душ». В них отмечаются и политическая приверженность каждого члена общины, и его личные достоинства и недостатки, и особенности взаимоотношений в семье. Переезжает итальянец в другое место — секретная карточка следует за ним и попадает в руки нового духовного пастыря.

А переезжают итальянцы часто. Каждая встреча Калефа в Южной Италии — это рассказ о мечте найти лучшую жизнь или в промышленных городах Севера или за границей. Читатель ясно видит демаркационную линию: от Альп до южных границ Марке — зажиточная страна с довольно высоким средним уровнем жизни. Южнее — другой мир, другой народ, страдающий от безработицы, многочисленных пережитков феодализма, неграмотности, бездорожья, низкой культуры земледелия.

В 1913 году — пятьдесят лет тому назад — в Москве вышла книга русского литератора Михаила Оссоргина «Очерки современной Италии». Попробуйте сравнить содержащиеся в ней оценки с выводами Ноэля Калефа, и вы обнаружите, что Югу страны эти полвека принесли очень мало. Вот что писал Оссоргин:

«Есть целые провинции, где ежегодно уменьшается не только относительная, но и абсолютная цифра населения. Но не только страсть к путешествию этому причиной. Население бежит к заработку от безработицы, от дурных порядков, от того жизненного неустройства, которое присуще югу Италии чуть ли не более, чем в былые времена».

То же самое увидели пассажиры Пафнутия на Сицилии и Сардинии конца 50-х годов. Когда Калеф описывает рыбацкий поселок на Сардинии и расположенные рядом нураги — таинственные памятники древней культуры на острове, у читателя невольно рождается вопрос: а не выше ли был жизненный уровень населения острова в ту далекую, не точно еще определенную эпоху?

Автор — бытописатель. Он сторонится не только знаменитых музеев, но и заводов. Рецензент, если бы он придерживался строгих стандартов, еще недавно широко распространенных, должен был отметить, что серьезнейшим упущением Ноэля Калефа является умолчание о росте профсоюзного движения в Италии, о волне забастовок, которая потрясла страну в то время, когда он по ней путешествовал, о массовом протесте итальянских трудящихся против участия Италии в агрессивных военных блоках Запада.

Действительно, если просмотреть газеты, выходившие в те дни, то можно легко обнаружить, что в это время все было — и протесты, и демонстрации, и забастовки. Но стоит ли критиковать писателя за то, о чем он не писал? Ведь он иными средствами обличает социальную несправедливость буржуазной Италии, показывает несамостоятельность внешней политики ее правящих кругов. Разве не ценнее пространного комментария об итало-американских отношениях замечание, мельком брошенное одним из собеседников Калефа:

— Если Айк (бывший тогда президентом США Дуайт Эйзенхауэр. — В. А.) не даст согласия, мы не будем иметь права поливать наши макароны мясным соусом.

Разве не убедительнее иного экономико-статистического исследования такой лаконичный штрих: крестьяне деревушки Сассо не в состоянии собрать денег на покупку колокола, и местный священник перед обедней заводит патефонную пластинку с записью колокольного звона…

Об огромных «ножницах» между городской и деревенской культурой рассказывает занятный эпизод — визит к «ясновидящей» Паскуалине. В Италии высокие научные достижения по сей день сосуществуют со средневековым мракобесием. Так, «отец Пий», обладатель чудотворных стигматов, или, попросту говоря, язв на руках, долгое время был притчей во языцех; для него был даже построен особый многоэтажный госпиталь, в который стекались тысячи страждущих не только из итальянских городов и деревень, но и из Франции, и Соединенных Штатов. Популярность отца Пия не слишком пострадала и после того, как при проверке выяснилось, что кровь из его ран — куриная, а стабильность своих язв он поддерживал щелочными растворами.

К сожалению, не устарел и раздел книги Калефа, касающийся знаменитой сицилийской мафии. Возьмите старинный энциклопедический словарь Павленкова, и вы прочтете там, что мафия — это «сицилийское тайное общество, ставящее своей задачей охрану низших слоев населения от несправедливости и притеснений, не стесняющееся в выборе средств и при случае пускающее в ход убийства и грабежи». В нашем веке осталась правильной только та часть этого определения, которая касается методов мафии.

Мафия сегодня, какой ее увидел Ноэль Калеф, превратилась в острейшее оружие реакции на Сицилии, в террористическую организацию, отстаивающую интересы крупных землевладельцев и борющуюся с крестьянскими кооперативными организациями, с профсоюзами, с прогрессивными партиями. Можно вспомнить хотя бы расстрел мафией первомайской демонстрации трудящихся в Портелла делла Джинестра, убийство активиста-батрака Сальваторе Карнавале и сотни других преступлений, оставшихся по сути дела безнаказанными.