Я видел, как живет Италия - [18]

Впоследствии Верона укрепила наше убеждение в том, что камни истории должны бы пользоваться большим уважением и быть более требовательными в своих отношениях с новыми зданиями, которые их окружают. Бывает, конечно, иной раз, что современный архитектор хорошо почувствует дух произведений своих предшественников и вписывает новый дом в ансамбль города, не вызывая у людей зубовного скрежета. Но чаще всего, увы, либо по небрежности, или по неспособности, либо по неопытности, либо по недостатку средств, либо, наконец, из-за всего этого, вместе взятого, «спичечную коробку» просто-напросто втыкают среди старины, из-за чего старина начинает казаться старьем. При этом происходит то, что мы называем (вспомнив нашу прежнюю работу на радио и тамошнюю терминологию) эффектом Ларсена, то есть появление диссонирующего звука, возникающего в результате акустического взаимодействия между микрофоном и репродуктором.

Мы были полны таких раздумий, как вдруг неожиданное зрелище захватывает нас целиком. Верона. Вот она, настоящая, единственная Верона былых времен, небрежно расположившаяся на берегу Адид-же, словно старый, усталый, но гордый воин, опирающийся на свой щит. Какая прелесть! И столь же внезапно нас постигает новое разочарование! Между почтенными стенами протянулись электропровода. Движение регулируется светофорами. Со слезами на глазах представляешь себе Монтекки и Капулетти, преследующих друг друга по узким улочкам с оружием в руках и внезапно задержанных на перекрестке красным светом. Джульетта в шортах, стоя на балконе, нетерпеливо отбивает своей ножкой, обутой в сандалии, джазовые такты, а Ромео, взобравшись на сверхсовременную пожарную лестницу, поднимается к ней безо всякого труда, потрясая радиоприемником на полупроводниках. Все это такой же шокинг, как лыжный костюм на рауте у маркизы.

Равнодушные к этим контрастам голуби воркуют на карнизах окон, слетаются к центру прелестной площади за зернами, которыми их кормит двухлетний ребенок. А вокруг — настоящий цирковой манеж: туристские машины проезжают под порталом, охраняемым полицейским в каске и белых перчатках, объезжают кругом площадь, уезжают под арку, видевшую века, и сразу попадают под власть другого полицейского, который направляет поток машин вдоль берега Адидже, по маршруту, разработанному «Обществом туризма».

Отринув это поруганное великолепие, мы возвращаемся на автостраду, не попрощавшись с бессмертными влюбленными. Ну как не пожалеть о щемящей нежности, которой некогда веяло от этих мест? Лилла успокаивает меня, замечая, что дать людям жилье и современный комфорт — дело, может быть, более срочное, чем сохранять города, посещаемые лишь туристами.

Вполне возможно. И тем не менее жаль. Вероятно, есть средство удовлетворить и тех и других. Правда, жизнь иной раз требует умения терпеливо ждать, и, конечно же, время, а не человек — самый большой иконоборец.

Цель нашего сегодняшнего маршрута — Азиаго. Здесь живет человек, с которым уже четыре года я очень хочу познакомиться. Это Марио Ригони-Стерн. Я перевел одну из его книг и полюбил одновременно и книгу, и человека, который ее написал. Это великолепный тип мужчины в возрасте между тридцатью пятью и сорока годами, типичный alpino[45], с бородкой из тех, какие носили в прошлом веке, с растрепанными волосами, блестящими зубами и глазами невероятно милой наивности. Азиаго — это большая деревня в горах над Виченцей, расположенная на высоте нескольких тысяч метров над уровнем моря.

Вигони встречает нас радостно. Наш приезд его прямо-таки растрогал. И где только итальянцы умудряются постоянно обновлять свои запасы приветливости, почти вышедшей из употребления вежливости и любезного отношения к иностранцам? Шесть часов в сутки без перерыва, с 8 утра до 2 дня, он отсиживает в Municipio[46], в земельном отделе; а после рассказывает нам сразу десять историй, и все они глубоко человечны, оригинальны и интересны. И касаются лично его — отца семейства и писателя. Как быть автору книги, получившей литературную премию — одну из самых крупных, но далеко не достаточную для того, чтобы можно было оставить службу и жить литературным трудом. Как ему, например:

а) выкручиваться с зарплатой в 54 тысячи лир в месяц?

б) писать новую книгу?

Зарплату он мог бы получать и побольше. Но за каждые примерно 4 тысячи лир в месяц ему придется увеличить свой рабочий день на целый час, а пособие по многосемейности уже входит в его зарплату: 6 тысяч на жену и по 2 тысячи на каждого из троих детей. Плата за квартиру — 9 тысяч лир. Школа, благодарение создателю, ничего не стоит, но зато учебники! В этом году на них ушло 22 тысячи. Репетитор для старшего сына (чтобы помочь перейти в следующий класс) — бедствие в 18 тысяч лир. С каждым новым нулем его лицо все больше темнеет, но ненадолго. И вот он уже говорит о своих горах. Когда дела идут плохо, когда он не знает, как справиться с нуждой, он берет свое ружье и идет в лес.

— Вы когда-нибудь слышали пение urogallo (разновидность тетерева)?

Белые зубы открываются в ослепительной улыбке, а смеющиеся глаза прячутся под веками.